Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арт взял кардиган и на ходу сгреб с этажерки ключи. Пока Арт включил прагматика, я обеими руками вцепилась в перила, словно старое пальто.
Лишиться Нат означало лишиться всего. Мы бы нарушили наш договор с «Истон Гроув». И никто нам ее не заменит. Все, что мы сейчас имеем, потеряет всякий смысл, и все, что нас объединяло, рассыплется на глазах. Но самое ужасное – у меня от этого внутри все словно обрывалось: Нат останется одна и будет тосковать без меня, брошенная в этом эгоцентричном городе, совсем для нее не предназначенном.
Все по моей вине.
Но стоило Арту вставить ключ в замок, как на лестнице послышался топот. Арт резко повернул голову, и, проследив его взгляд, я увидела Нат, скакавшую вниз по лестнице, как будто она нас встречала с дороги. Я упала на колени и закопалась лицом в ее мягкое тельце, ощущая на себе здоровую и жаркую округлость ее живота, наполнявшую мое лицо, руки и грудь ликованием.
Арт у меня за спиной глухо приложился локтем о стену и тяжко вздохнул.
– Вот уж, блин, спасибо. Где она шлялась?
Меня это уже не волновало, и я все глубже зарывалась ей под кожу, вдыхая жаркий мускусный запах. Нагнувшись, Арт провел ладонью по ее хребту, и Нат прогнулась под его рукой, урча каждым холмиком. Я припала спиной к ногам Арта и в окружении двух моих спасительных якорей наконец-то собралась с мыслями.
– Нет.
Арт обошел меня и поднялся по лестнице. Я подняла глаза и только тогда заметила, что дверь в его кабинет приоткрыта. До этого она всегда была закрыта, причем не важно, сидел в кабинете сам Арт или нет. Туда мы не заглядывали, ведь откуда ей там было взяться?
Арт аккуратно подтолкнул дверь и зашел внутрь. Я окликнула, не выпуская Нат из рук.
– Что такое?
Дом отозвался тишиной.
– Арт?
Я с трудом поднялась на ноги и пошла вслед за ним, прищелкивая языком, чтобы Нат не отставала от меня ни на шаг. Арт стоял посреди кабинета, уставившись на пол. Поначалу я не видела, на что он смотрит, и в комнате как будто ничего не изменилось – все тот же кавардак идей и полный хаос. Заляпанные кружки и тарелки с крошками засохшей еды загромождали подоконник, а на поверхности стола из-за груды бумаг и блокнотов не осталось ни полосочки дерева. В каком-то смысле кабинет был целым домом, втиснутым в одну комнату. Целым миром, уместившимся в утробе.
– Смотри.
Арт показал на пол. Я подошла к нему и увидела груду книг, доходившую мне до бедра. Только она не походила на беспорядочные стопки Арта: книги были расставлены горизонтально, образовывая закруглявшуюся стену. Щели между рядами книг в твердом переплете были заткнуты либо книжками в мягких обложках, либо листами бумаги и тетрадными страничками. Глядя на это, я все больше поражалась, как я могла принять это за очередную гору хлама. Само сооружение напоминало иглу, а спереди был выстроен низенький вход.
– Это она сделала, – прошептал Арт.
– Не может быть, – я склонилась у подножия книжной горки.
– Как?
Арт как будто намертво к полу прирос. На лице ни кровинки, губы растрескались.
– Мне как-то приснилась такая крепость. В ней были все мои любимые места. Приятный сон.
Нат не зашла за нами в кабинет и осталась сидеть на пороге, гордо помахивая хвостом. Заглянув внутрь иглу, я увидела гнездо из обрывков бумаги. Мне было не по себе соваться туда. Как будто я там незваный гость. Но Арт, похоже, не разделял мое мнение и, склонившись перед входом, запустил руку внутрь. Покопавшись пару минут, он выпрямился, сжимая в кулаке что-то похожее на яркие цветные ленточки, мокрые и оборванные. Как серпантин, только разодранный и пожеванный, раскрашенный красным, синим и коричневым, растекшимся по нему, точно слякоть.
Арт залез еще глубже в берлогу и одним махом сгреб обрывки. Он начал складывать кусочки, будто собирая паззлы, только ужасно подержанные, выводящие из себя, когда ты уже начал и втянулся, а там, как назло, не хватает половины деталей.
Пока он складывал кусочки, меня вдруг осенило, что Нат утащила в пещерку. Все портреты, нарисованные Артом на мой день рождения, были разодраны в клочья и обглоданы нашим первенцем.
15
Удары судьбы, потрясения.
Стены по-прежнему стоят на месте, да и мы ходим все в той же одежде, едим ту же еду, говорим с тем же акцентом, который перестали различать – вот только мир уже не тот. Яркие цвета и резкие звуки встряхивают нас, как дефибриллятор, стоит только сердцу успокоиться. За каждым углом нас поджидают новые опасности, и кнут всегда занесен для удара.
Никогда еще я не была всецело в ответе за другое создание – живое существо, не способное даже выразить свои потребности, прямо как новорожденный младенец. Что я за человек такой, если не могу о ней позаботиться? Бывало, за мытьем посуды или перед телевизором я вдруг срывалась на поиски Нат или на работе представляла, как в это время на Дьюксберри Тэррас она вырывается на волю и вываливается из окна, повиснув на одном коготке, или валяется где-нибудь в темной подворотне, оцепенев в очередном припадке. Я писала Арту, и он тут же отвечал – наверное, все время с ней просиживал, хотя об этом можно только догадываться. Может, он сидел в кабинете, а Нат лежала, свернувшись клубочком, у него в ногах или делила с ним обед.
Ненадлежащее обращение с ovum organi считалось грубым нарушением и влекло за собой лишение членства и всех сопутствующих привилегий. А что со мной станется без поддержки кураторов? О подобных случаях никто не слышал, и я задумалась, куда подевались все эти люди. Не может же быть, чтобы все члены «Истон Гроув» были настолько сговорчивы?
Потерю Нат по глупости – например, если недоглядеть за ней, открыв входную дверь, – однозначно сочли бы за халатность, особенно учитывая то, что я им наврала про обустроенную для нее безопасную комнату. Вернуть ее на чердак я уже не смогла бы, ведь она теперь слонялась по дому, словно это все – ее владения. А выселить ее – как отнять любимую игрушку у ребенка.
Более того. У Нат была душа. Теперь я это ясно видела. И когда она пыталась удержать равновесие у меня на коленях, упершись руками мне в грудь, она улыбалась, и я улыбалась в ответ. Личико ее тотчас же озаряло комнату, и своим присутствием она меняла мир к лучшему. Если бы вас таких было больше, шептала я ей на