— Ещё вина! — машу я свободной рукой. — Закажите ещё вина. Покрепче и побольше.

— Закажу, — обещает Ланабет.

Судя по шелесту плаща, она поднимается первой. За ней следует и император. В дверях останавливается:

— А как ты узнал?..

— Не скажу, — по-прежнему глухо отвечает Элор. — Вдруг ты ещё раз решишь скрывать от меня мою избранную.

Снова чувствую на себе его прожигающий взгляд. Даже сквозь алкогольную анестезию. Может, он воздух подогревает в том месте, куда смотрит?

Какие же глупости в пьяную голову порой приходят.

— Уйди, — требует Элор всё тем же мрачным глухим тоном.

Лириния не уходит, лишь чуть сдвигаются её колени. Наверное, не слышит. Но Элор подходит ближе, и колени подо мной сдвигаются сильнее. Лириния приподнимает мою голову и подсовывает подушку, после чего ускользает.

Но и на этом меня не оставляют в покое: подушку поднимают вместе с моими плечами и вытаскивают её, а я оказываюсь на коленях Элора.

— Элор, знаешь, в чём был смысл лежания на её коленях? — спрашиваю я, не убирая руки с глаз, хотя слёзы больше не пытаются прорваться.

— Нет, — признаёт Элор обречённо. — Но, надеюсь, не в том, что ты предпочитаешь девушек.

Одной Вейры ему, похоже, хватило.

— Смысл в её мягких нежных эмоциях. А твои колени хоть брёвнами замени — разницы никакой.

Я знаю, что это должно Элора ранить. Я делаю это осознанно. Только и моё сердце тоже болезненно дёргается.

Снова молчание. Тягостное. Птицы и то поют с какой-то натугой, словно им сейчас страшно петь, но и не петь они не могут.

Наблюдения за звуками прерывает робкий стук в дверь.

— Войдите, — разрешаю я, помня об обещанном вине.

Зашедший ничего не говорит. Вскоре рядом шелестят сдвигаемые подушки. А затем к глухому журчанию водопада добавляется звонкое журчание наливаемого вина.

Убрав руку с лица, я оглядываю потупившуюся служанку в совершенно непрозрачной одежде, принесённые на столике-подносе бутылки и беру ближайшую. Телекинезом выдёргиваю пробку и возвращаюсь на колени к Элору. Опять накрываю глаза рукой — так почему-то спокойнее.

И не смотреть на него спокойнее.

Уход служанки я определяю по тихому стуку двери. Элор наклоняется, тревожа мои пальцы прикосновением бархатной жилетки, и забирает что-то со столика. Судя по звуку глотков и их количеству — тоже бутылку. Причём выдувает он её одним махом.

С глухим стуком опускает рядом с собой.

— Ты почти шестнадцать лет мне лгала, — напоминает Элор абсолютно трезво. — Каждый день. Там, где можно это объяснить. И там, где острой необходимости во лжи не было. Глядя мне в лицо, в глаза, ты лгала мне столько лет. Я не могу просто забыть об этом и сразу тебе доверять. Честно: я не знаю, как это исправить, когда это закончится. Я хочу доверять тебе, но у меня не получается. Я каждый раз задаюсь вопросом: правду ты говоришь или опять обманываешь. Ты что-нибудь делаешь, говоришь, а у меня внутри всё сжимается: вдруг опять лжёшь? Для меня это тоже мучительно: постоянно ждать удара от самого дорогого мне существа. И ведь ты продолжаешь в том же духе: обещала не трогать некоторые места — и ударила. Мы вроде договорились, что ты ведёшь себя благоразумно, а ты сбегаешь в никуда без охраны.

— Угу, и ещё ментальные мои способности ты не принимаешь, а они не магия чужого родового артефакта, от них не откажешься, — я нервно поглаживаю большим пальцем горлышко бутылки, скольжу по нему кругами, пытаясь успокоиться.

— Ри, ты не единожды сходила к Башне порядка, прежде чем смогла воспринимать её спокойно, а она — неодушевлённый предмет, не могла самовольно наброситься на тебя и в себе запереть. И всё равно твой страх не прошёл мгновенно. Почему от меня ты требуешь иного?

— Я уже ничего не хочу.

Убрав палец от горлышка бутылки, заставляю вино тонким ручейком политься мне в рот. Из-за опьянения приходится чуть приподнять руку, чтобы точнее управлять телекинезом. Пламя на бордовой жидкости извивается и трепещет, пытаясь подстроиться под необычную форму. Вино терпким потоком стекает по языку, пока не накатывает головокружение.

Отправляю недопитое вино обратно в бутылку, чтобы не подавиться.

Тёплая — теплее, чем у Лиринии — ладонь опускается мне на волосы. Помедлив, Элор начинает осторожно перебирать их пальцами, поглаживать.

Поглаживать и говорить:

— Я правда не знаю, чего от тебя ожидать, и это заставляет постоянно быть настороже. Постоянно к тебе присматриваться. Я читал этику менталистов и знаю, что ты не всегда её соблюдаешь. Я общался с тобой как со стихийным магом, но до этого не имел дела с тобой, как с менталистом. Я не знаю твоих возможностей, твоих привычек, границ — ничего. И ты не рассказываешь. Поэтому я стараюсь наблюдать за тобой, понять. Определить, какая ты в деле, как привыкла действовать. И я знаю, что ты солгала мне о том, как захватили лордов. Они атаковали твою иллюзию, а ты использовала запрещённое вооружение, хотя случай был не критическим.

— Я представила всё так, чтобы тебе было спокойнее. Чтобы ты не считал, что на меня могут так опасно напасть, чтобы захват выглядел так, как ты привык. И да, мы менталисты предпочитаем использовать более эффективные бескровные методы, даже если они запрещены.

— Ты мне солгала, — совершенно беззлобно, тоскливо повторяет Элор. — Даже в такой мелочи. И в этом не было никакой острой необходимости. Зачем?

Этот вопрос обрушивается на меня каменной плитой. Я тяну вино из бутылки, но Элор ладонью отбивает этот ручеёк и подталкивает колени вверх, вынуждая меня приподняться.

— Пей нормально, — просит он. — Это огненный алкоголь, чуть утратишь контроль — и подавишься.

Убрав руку от лица, я хватаюсь за бутылку и пью. Тоже до дна. И всё тело наполняется лёгким гудением, в голове шумит.

Подождав немного, Элор снова опускает колени вместе со мной. Я разжимаю руку, и пальцы соскальзывают с бутылки. Глаза у меня зажмурены. Не видеть бы ничего!

Шуршит водопад, птицы встревоженно поют.

Молчание…

— Я привыкла лгать, — признаю неохотно и снова накрываю лицо предплечьем, гася на веках тусклый свет. — Я шестнадцать лет лгала. Во многом. И в мелочах. Каждый день. Всем. Самым близким мне существам. Себе. Ложь — неотъемлемая часть моей жизни. Мне проще лгать, чем говорить правду. Иногда я делаю это неосознанно. Иногда сама верю в свою ложь. Я не знаю, как от этого избавиться. И не знаю, когда это закончится.

Молчание.

Тяжёлый вздох Элора.

Он наклоняется, снова натыкаясь на мои пальцы бархатом жилетки, притягивает, судя по звону, две бутылки вина:

— Так выпьем же за эти твои правдивые слова, — Элор приподнимает колени, помогая мне сесть. — Ну или за пару правдивых предложений. Чтобы их было больше. Намного больше между нами…