– И в чем оскорбление твоему племяннику состоит и где он сам?

– Твой князь ударил моего племянника и тем оскорбил меня, мурзу Бикташа! А племянник мой, к позору моему, убежал, владыка!

Воевода Мыский стоял недалеко от царя, рядом с князем Шуйским, и слышал речь татарина. Его и князя по приказу царя вызвали в Москву с докладом о состоянии их войск и готовности крепостей к отражению нападения врага, а теперь они тоже присутствовали на царском смотре. Дмитрий Сергеевич переглянулся с Николаем, а царь повернул к нему и спросил:

– Действительно ли племяннику мурзы Бикташа в твоем присутствии было нанесено оскорбление?

– Я сам и мои воины были свидетелями тому, что вначале племянник мурзы непочтительно отозвался о князе, за что и был им же бит, – пробасил воевода.

Мурза опустил голову. Нашелся еще один свидетель против него, и он понял, что его уже ничего не спасет. Царь негодующе посмотрел на мурзу и произнес:

– Твой племянник получил заслуженное наказание! Оттого и удрал, что его стыд замучил! А ты напал на воинов князя, как тать какой-то! Подло, ночью, не упредив его о своих намерениях! Ты не вызвал князя на честный поединок, чтобы доказать невиновность своего племянника, а решил корысти ради во сне умертвить! А потому я изгоняю тебя за пределы моего царства, а выжившие воины твои будут проданы в рабство, а деньги с их продажи отойдут князю Бельскому как вира за твою подлость. Ты пойдешь в Казань один, без коня и оружия, и расскажешь своему хану о своих подлых деяниях! Пусть никто тебе не помогает в пути, а тот, кто посмеет пожалеть и коня даст али иным образом поможет, – лишится всего своего имущества! Такова моя воля!

Мурзу тут же развязали. Он медленно встал на ноги, молча поклонился царю, поблагодарил за его милость и зло посмотрел на Николая.

– Придет время, и мы с тобой еще встретимся, князь! – сощурив и без того узкие глаза, с шипением произнес татарин и не спеша, с высоко поднятой головой пошел прочь.

Проходя мимо своих воинов, он презрительно посмотрел на них и сплюнул.

– Позорные шакалы вы, а не воины! Я наберу себе других воинов и вернусь, чтобы отомстить за себя и племянника!

Никто не стал останавливать мурзу. Несмотря на его угрозу, он ушел беспрепятственно. Над полем возникла тишина. Все смотрели на царя. Тот махнул рукой, и на середину поля верхом на лошади выехал барабанщик. С левого и правого бока у него были привязаны большие барабаны. Он поклонился государю, поднял палки, и начала свой отсчет барабанная дробь, а вместе с ней на поле с важным видом вышла сотня царских стрельцов. Они вразвалочку под дробь барабана прошли через все поле, неся на плечах бердыши и пищали, и остановились на другом его конце. Иван Грозный окинул гордым взглядом стоявших рядом с ним бояр, а затем повернулся к все еще находящемуся подле помоста Николаю и, слегка сощурив глаза, спросил:

– А твои воины могут так ходить?

– Мои воины могут много что делать, государь! Дозволь показать тебе?

Иван Васильевич лишь скептически посмотрел на князя и с иронией и хитрым блеском в глазах произнес:

– Пусть они удивят меня своим умением! Одолей моих стрельцов, но… без оружия! Вроде как народ бает, что твои воины зело приемам всяким выучены! Вот пусть и бьются голыми руками против моих стрельцов. Я дозволяю моим стрельцам оставить при себе лишь… бердыши.

Иван Васильевич хитро прищурился и пристально, испытующе поглядел на князя. Николай выдержал взгляд царя и ответил:

– Твоя воля, государь! Мы принимаем бой!

– Ты что, действительно хочешь, чтобы вместо смотра войска мого у нас сегодня был мясницкий день? – вдруг рассердился царь. – Ты должен был отступить и признать свое поражение!

– Если твои стрельцы ранят хоть одного моего бойца – путь прекратится бой, и ты тогда признаешь поражение всего моего войска! А пока я не считаю, что мои воины проиграли бой!

Иван Васильевич усмехнулся и оглянулся на стоящих подле него бояр. Те ехидно улыбались и перешептывались. Лишь воевода Дмитрий Сергеевич и князь Шуйский Иван Петрович с напряженными лицами смотрели на молодого князя. Они, как воины, прекрасно понимали: насколько рискованную затею задумал Николай. Ведь мыслимое ли дело справиться с сотней вооруженных остро заточенными бердышами воинов? Но и, не приняв бой, сдаться – это лютое унижение долго готовившимся к бою бойцам.

– Ну что же, князь! Ты, видно, действительно бездумно храбр и сам испросил для себя и своего войска погибель. Вот мое решение! Ты идешь в бой вместе со своими людьми. Мои стрельцы вправе применять против твоих воинов бердыши, и, если твое войско будет разбито, то я лишаю тебя своего благоволения и отбираю у тебя оставшихся в живых твоих людей. Они все будут отправлены на работы в каменоломни! А ты сам будешь пострижен и сослан в Соловки за разворовывание казенных денег!

Царь взмахнул рукой, и тут же новый ритм барабанной дроби грозно загремел над полем. Николай бегом кинулся к своим бойцам, а царские стрелки отложили в сторону пищали, взяли на изготовку бердыши и пошли в атаку на княжеский спецназ. Они шли шеренгами по двадцать воинов с отступом в десять шагов между рядами. Царские стрельцы были так уверены в своей легкой победе, что шли не спеша, вразвалочку, перебрасываясь на ходу скабрезными шуточками в адрес странно одетых безоружных воинов.

Двадцать восемь бойцов княжеского спецназа безропотно выслушали приказ. Они быстро разбились на три группы. Первая десятка атаковала с фронта. Оставшиеся две десятки зажимали стрельцов с флангов. Николай и Михаил под прикрытием флангов заходили им в тыл и начинали внезапную атаку из-за спины противника.

– Пошли! – приказал Николай, и княжеский спецназ рассыпался на глазах у удивленных стрельцов.

Бойцы в странной форме не сохраняли строй, как были приучены воины царя, а мягкой волной взяли их в кольцо и, словно какие-то огромные кузнечики, стали тут же атаковать их сверху. Они подлетали чуть ли не на двухметровую высоту и тут же обрушивались на стрельцов. Спецназовцы выбивали из их рук бердыши, а самих стрельцов сбивали с ног. Они делали невозможным в небольшом пространстве замах длинными бердышами. Грозное в обычном бою оружие, сейчас в руках стрельцов оказалось лишь бесполезными палками, ибо многие из них просто ломались и оставались без топорища, а другие уже лежали на земле, а их хозяева были повержены и лежали рядом со своим оружием. У стрельцов началась паника. Многие из них с криками «Чур меня!» разбегались с поля, как перепуганные пожаром муравьи. Когда все было кончено, бойцы Николая тут же выстроились в середине поля, напротив трона царя, и молча поклонились, словно артисты, выполнившие заранее отрепетированный номер. Оставалось только дождаться бурных оваций, но над полем стояла абсолютная тишина. Даже суетливые и вечно кричащие вороны замолкли. Будто бы и они из-за спецназовцев забоялись лишний раз разинуть свой клюв. И снова все смотрели на царя и ждали от него решения.

– Тебе удалось меня удивить и выполнить обещанное, – зло поглядывая на побитых стрельцов, недовольно произнес Иван Васильевич. – Но чует мое сердце, что тебе не Бог помогал осуществить задуманное!