Дракончик горестно вздохнул так, что его крылышки взметнулись и опали. Словно он собирался взлететь, но потом передумал.

– Ну ладно. Раз так… подожду пока пучеглазый сползет с плеча феи. Мне не трудно.

Мина опешила, и молча открывала и закрывала рот. А я поперхнулась смешком и, протянув руку, осторожно провела пальчиком вдоль острого гребня вредного фамилиара:

– Не надо плеваться огнем в Эмильена. Он – мой единственный друг. А я взамен постараюсь дать речь твоему приятелю Ершику.

Дракончик нахохлился, но не мешал мне его поглаживать. Правда, огрызнуться не преминул:

– Так же, как и в прошлый раз дашь? Что благородная крыса снова станет в горошек?

Мина слегка порозовела и шикнула на разошедшегося фамилиара:

– Коша! Ты что себе позволяешь? Ну-ка прекрати и извинись! А то я начну думать, что Арант прав, а я вас избаловала!

Я невольно улыбнулась. Мина разговаривала с дракончиком как с любимым, но очень балованным чадом, ласково журя его за очередную проделку и мягко призывая к порядку. Стало немного тоскливо на душе: со мной никто и никогда так не говорил. Сестрам-кураторам от приюта было не до нежностей с воспитанниками. А мама… Узнаю ли я хоть когда-нибудь, почему она меня бросила и жива ли вообще?

Я встряхнулась в попытке избавиться от грустных мыслей и криво усмехнулась дракончику:

– Ну прости, я не знала, что скелет из благородных!

Коша нахохлился еще больше, делая вид, что обижен. Но по весело блеснувшему янтарному глазу я поняла: что все же больше делает вид, чем реально обижен. А проказник печально опустил крылышки и тихо спросил:

– Сделаешь розового и однотонного?

Я невольно улыбнулась. Ну как с таким фамилиаром можно грустить? Тряхнула растрепавшейся головой и задорно пообещала:

– Неа… Сделаю зелененьким в крупную ромашку!

Мина закатила глаза:

– Дурдом…

И мы дружно все рассмеялись. Напряжение спало как-то само собой. Я по-прежнему не знала, что ждет меня завтра, но это уже почему-то не воспринималось как раньше трагедией. Если Святая Бригитта все же есть на белом свете, она не оставит меня.

Моя жизнь в очередной раз круто изменилась. Сначала я из приютской девчонки и почти беспризорницы едва не стала преступницей, позарившись от голода на кошелек эльфийки. Остроухая стерва только выглядела нежной, изящной и не от мира сего. А на деле оказалась похлеще самой зубастой нежити. Вцепилась в меня на смерть и только согласие на Печать обязательств спасло меня от бесславной гибели на каторге. Ведь с безродными никто не церемонится: нарушил закон – пожалуй на работы во благо своего королевства. А то, что это самые тяжелые гномьи рудники, никого никогда не беспокоило.

Благодаря моей остроухой «благодетельнице» я оказалась в доме у хозяина Ширанта. Так начался новый виток моей жизни. Не скажу, что мне у хозяина было плохо или слишком тяжело. В том же приюте я порою работала куда тяжелей. И часто там было голодно. Приходилось бегать на рынок, попрошайничать, подносить корзины хозяйкам, а в самые неудачные дни попросту подворовывать, чтобы было хоть что-то, что можно было закинуть в рот. И конечно же поделиться с мелкими.

Как бы мне не было сложно, а порой и обидно, но у хозяина Ширанта мне было лучше всего. Он по-своему заботился обо мне, приносил одежду и еду, защищал. Я бы охотно осталась у него до конца жизни. И откуда только взялись эти фейские способности? Зачем мне они?

К новому витку жизни оказалось привыкать тяжелее всего. Я, как и раньше, просыпалась на рассвете. Только теперь вместо уборки у меня были уроки чтения и письма, танцев и этикета. Последнее я ненавидела больше всего. Утешало одно – мне не одной приходилось с ним мучится.

Этикет и танцы мы изучали на пару с Миной. Поэтому они всегда были после обеда, когда ведьмочка уже возвращалась из академии. Часто старая сушеная карга, которая и вбивала нам в головы азы благородного поведения, являлась к обеду. И тогда прием пищи превращался в настоящую пытку: старая грымза, казалось, видела абсолютно все, что мы делали с Миной. И на нас обрушивался град замечаний и упреков. Особенно сильно доставалось рыженькой. Преподавательница, кажется, вознамерилась сделать из нее идеальную леди: красивую, изящную, равнодушную и… пустую. Потому что стоило рыженькой откусить кусочек чуть больше, чем следовало, как грымза начинала нудеть, что леди положено на людях кушать как птичка: пол зернышка склюнула и сыта.

Я однажды не выдержала мерзких нотаций, когда у ведьмочки от обиды заблестели глаза, и попробовала за нее вступиться. Но вот именно, что только попробовала:

– Миссис Гаррет, если Мина будет клевать по пол зернышка за обедом, то вечером ей не хватит сил отплясать весь бал!

Лучше бы я молчала.

Меня пригвоздили к неудобному стулу ледяным взглядом. И хрычовка, поджав губы, менторски парировала:

– А кто сказал, что леди пляшут? Леди должна двигаться не спеша и изящно. Это тебе, выскочке фейского разлива, все простят. Все равно после замужества будешь сидеть в стойле под семью замками. Все знают, твое предназначение – плодить фей в нашем королевстве. Хотя, с такими манерами, ты большего и не достойна. И стойло в конюшне – это еще роскошь для тебя.

Мина ахнула, услышав подобное оскорбление. А мне просто стало тошно. Я и так знаю, что меня ждет в будущем, и без ее авторитетного мнения.

Я как раз готовилась попробовать ягодный мусс. Повар Аранта делал его специально для меня после того, как я похвалила его мастерство и сказала, что вкуснее ничего не едала. Лакомство было жаль. Но я точно знала, что теперь не смогу проглотить ни кусочка, чтоб этой грымзе неделю клевать зернышки, глядя на королевское изобилие стола. Я молча и осторожно отложила в сторону приборы. Уверенности в том, что все делаю по этикету не было, но мне было плевать. Главное, не намусорить, чтобы слугам Аранта было меньше работы. А там…

Я самостоятельно отодвинула стул под прищуренным подозрительным взглядом старой мегеры и вышла из-за стола.

– Куда? – Повелительный голос хрычовки хлестнул по натянутым нервам. – Кто разрешал прерывать обед