это фруктовый сироп. И это было бесспорное доказательство искренности Стуре, с точки зрения Маргит Норель. В книге она замечает:

«Откуда мы можем знать, что Стуре говорит правду?

Что касается детских впечатлений: использование детского языка, типичных для детей реакций, способов выражения чувств, то, как протекают регрессии, — и как результат всё более ярко проступающие картинки в памяти.

Что касается вытесненных воспоминаний в сознательном возрасте: реконструкции и их точное соответствие с выводами полиции и, наконец, связь между ними».

Следователи так и не смогли найти зарытое тело Симона на мысе Фрембю. Из больницы Фалуна были запрошены медицинские карты матери Стуре. Из них явственно следовало: в указанное время у Тиры Бергваль не рождалось детей и не было выкидышей. Никто из ближайшего окружения семьи не замечал её беременности — даже шестеро братьев и сестёр Стуре. И всё же ни полиция, ни прокурор, ни суды, ни Маргит Норель ни на секунду не сомневались: Стуре говорит правду:

«Как и все дети, Стуре пытался сохранить позитивный образ родителей. Особенно это касалось отца, который периодически всё же проявлял доброту, граничащую с сентиментальностью. Для Стуре более страшной оказалась мать, которой он настолько боится, что долгое время не может вспомнить её лицо или же не осмеливается взглянуть на него.

Когда не упоминать родителей становится невозможно — как, например, в случае убийства Симона и расправы с его телом — образ отца распадается в сознании Стуре на две части: появляются П и Эллингтон. Последний символизирует внушающую ужас, отталкивающую, злую сторону отца».

В процессе регрессии — или в «провале во времени до 1954 года» — Томас Квик рассказывает, как после убийства Симона П покидает комнату, но скоро возвращается в чистой рубашке. «Папину рубашку забрал дядя», — догадался маленький Стуре и окрестил злую ипостась своего отца Эллингтоном. На сеансах Стуре часто использует эвфемизмы «Эллингтон» и П, хотя нередко без особых проблем выговаривает слово «папа». А вот произнести «мама» ему представляется практически невозможным.

Примечательная история. Но куда примечательнее развитие образа Эллингтона.

На сеансах Эллингтон постепенно превращается из зловещего альтер-эго отца в личность, которая начинает всё больше овладевать Томасом Квиком. Биргитта Столе не раз становилась свидетелем подобного преображения, и об одном из эпизодов она упоминает в книге:

«Могу заверить: то, что я увидела, было явлением самого Дьявола в буквальном смысле слова. Стуре старается противостоять ему и через слова выражает своё отрицание: “Нет, это не папа, это лишь пластинка, которая выпрыгнула из него и говорит вместо него”. Что сказал ему Дьявол? “Ты почувствуешь вкус смерти”».

Разные роли, выпадающие на долю Эллингтона в историях Томаса Квика, — один из многочисленных примеров трансформации образов в его рассказах. Возникающие личности не постоянны, они всегда символизируют кого-то другого. Эллингтон — это образ отца, в которого перевоплощается Квик, когда совершает убийства.

На первых терапевтических сеансах с Биргиттой Столе Стуре обсуждает убийства Альвара Ларссона, Юхана Асплунда, Улле Хёгбума и мальчика, которого он называет то «Душенька», то как-то ещё. Во время бесед с Челем Перссоном последним прозвучало имя Чарльза Зельмановица — именно тогда-то Эллингтон впервые появился в качестве убийцы мальчиков.

Чарльзу было пятнадцать, когда в ночь на 13 ноября 1976 года он исчез, возвращаясь домой с дискотеки в Питео. После того как Томас Квик покинул лечебницу в Векшё, убийство Чарльза оказалось в числе наиболее приоритетных — как на сеансах терапии, так и на полицейских допросах.

Общие вопросы

Летом 2008-го, задолго до той самой встречи со Стуре, когда он отказался от своих признаний, я заходил в здание Фалунского областного суда, чтобы сделать копию имевшихся там материалов о былых прегрешениях Стуре Бергваля и убийствах Грю Стурвик и Трине Йенсен. Сотрудники не просто были готовы помочь мне, они охотно разговаривали со мной, и молодой актуарий рассказывал, что одна норвежская компания заказала у них копии материалов двух расследований, связанных с Томасом Квиком.

— Когда мы выставили счёт на 40 000 крон, они отказались платить, — говорит он.

Мне становится любопытно — но при этом я начинаю немного нервничать: неужели у меня появились конкуренты в Норвегии? На самом деле, заверяет меня актуарий, там будут снимать сериал о профилировании преступников. Один из самых выдающихся мировых специалистов в этой области — бывший агент ФБР Грегг МакКрари — сумел идентифицировать тех, кто убил Терес Юханнесен, Трине Йенсен и Грю Стурвик.

У Грегга не было доступа к материалам допросов Квика или иной информации о нём — только данные криминалистов, протоколы допросов родственников и тому подобные документы. И конечно, ему никто не рассказал, что этого человека уже осудили за три убийства.

Совершенно бессовестным образом я решаю воспользоваться результатами норвежских коллег и договариваюсь о встрече с Греггом МакКрари, живущим в американском штате Вирджиния.

В конце сентября он принимает меня на своей роскошной охраняемой вилле, спрятанной за толстым каменным забором. Мак-Крари на сто процентов уверен, что норвежские убийства совершили три разных человека. Составленные им портреты не имеют ничего общего с Томасом Квиком: более того, один из убийц должен был прекрасно ориентироваться на местности.

Услышав о моём расследовании, МакКрари говорит:

— Единственное, в чём можно быть уверенным в его случае — так это в том, что он врёт. Он признался в убийствах, а теперь берёт свои слова назад. Придётся выяснять, когда он вообще говорил правду. Быть может, он действительно совершил какие-то убийства — возможно даже, все. Но к тем трём убийствам, материалы по которым изучил я лично, он не имеет отношения. Да и к остальным, как мне кажется, тоже.

Он продолжает:

— Меня неоднократно просили ознакомиться с материалами допросов, в которых, по мнению следователей, речь шла о возможных ложных признаниях. Обычно я сначала быстро пролистываю протоколы допросов, чтобы понять, кто говорит. Большая часть рассказа должна исходить от подозреваемого — в противном случае существует вероятность, что следователь, сам того не подозревая, просто снабжает его информацией.

Грегг МакКрари рассказывает об одном из дел, в котором, как выяснилось, имело место ложное признание, хотя подозреваемому удалось рассказать то, что могло быть известно лишь полиции и тому, кто действительно совершил преступление. Следователи были уверены, что не раскрывали деталей происшествия, но, внимательно изучив все материалы, пришли к выводу: именно так это они, оказывается, и сделали. Выдавать информацию можно по-разному: с помощью намёков или по-особенному формулируя вопросы.

Следователь всегда должен задавать только прямые вопросы: «Что случилось? Расскажите!» Если же появляются вопросы закрытого типа — те, на которые можно ответить лишь «да» или «нет», — то