Знаменитый пациент из Сэтера не оправдал ожиданий и персонала в Векшё, отмечавшего следующее:

«Пациент провёл в нашем приёмном отделении две недели. Сотрудники находят его сдержанным и не идущим на контакт. Через своего терапевта Челя [Перссона] пациент передал, что не в состоянии выносить терапию, которая практикуется в нашей клинике. Чель [Перссон] также придерживается мнения, что проведение терапевтических сеансов в наших условиях не представляется возможным».

С персоналом в Векшё Томас Квик общался исключительно через Челя Перссона. Вскоре руководство лечебницы было вынуждено констатировать: принять и внедрить идеологические методы Сэтерской клиники в Векшё невозможно. Другими словами, это фактически «означает, что мы не можем удовлетворить желания пациента относительно его лечения, предоставления ему разного рода преимуществ и т. п.»

Когда появилась эта запись, Томас Квик уже связался с 36‐м отделением Сэтерской больницы и заявил, что больше не в силах выносить жизнь на новом месте. Он хотел вернуться. Ответа не пришлось долго ждать:

«Мы заберём Вас завтра».

На следующий день в Векшё прибыли три сотрудника Сэтерской клиники. Стуре восторженно рассказывает об обратной дороге:

— Было так здорово! Как только я сел в машину, они мне протянули пачку «Стесолида»! Я почувствовал себя дома!

В Гренне они перекусили в ресторане, а у водонапорной башни в Эребру купили сладостей. Когда они вошли в 36‐е отделение, персонал принял Квика с распростёртыми объятиями. В первых рядах стояла Биргитта Столе.

Всё только начиналось.

За дело берётся Биргитта Столе

30 марта 1994 года Томас Квик вернулся в свою комнату в Сэтерской клинике, а врачи поспешили снова назначить ему бензодиазепины. После затяжных конфликтов в больнице наконец наступили мир и покой.

Однако Квику очень не хватало его прежнего терапевта Челя Перссона. В журнале Биргитта Столе записала, что Квик после пребывания в Векшё непременно хочет продолжить терапевтические сеансы и настаивает, что всё должно происходить в соответствии с принципами работы Сэтерской больницы — ведь в этом отделении он чувствовал себя в безопасности, это был его дом. Он обратился за помощью к Столе, и она согласилась стать его терапевтом.

Франссона и Перссона больше не было, и теперь на передний план могла выйти Биргитта Столе: она вдруг победила в отчаянной битве, в которой даже не участвовала.

14 апреля 1994 года в 15.00 в 36‐м отделении собираются новые участники дела Квика. В красно-чёрных креслах уютно расположились Сеппо Пенттинен, Томас Квик, Биргитта Столе и адвокат Гуннар Лундгрен. Рядом восседал доцент кафедры психологии Стокгольмского университета Свен-Оке Кристиансон — пятое колесо этой телеги. Он был приглашён в качестве эксперта в области вопросов памяти, кроме того, ему были интересны серийные убийцы.

Перед допросом Томас Квик успел сообщить, что хочет поделиться важной информацией об убийстве Юхана Асплунда. Весь день ему давали бензодиазепины, и рассказ выходил обстоятельным. Сеппо Пенттинен терпеливо слушает, задаёт вопросы и пытается сделать всё возможное, чтобы Квик продвинулся в своём повествовании как можно дальше.

Однако в конце долгого допроса вдруг возникает новая проблема: через Биргитту Столе Квик сообщает, что его врачи занимались собственным расследованием.

Томас Квик: Мне кажется, что… мы даже кое-что обнаружили.

Пенттинен: Что именно?

Томас Квик: Два… Два… Вот такой и такой…

Пенттинен: Мм. Вы указываете на две кости среднего пальца.

И где же эти находки?

Томас Квик: Мне нужно будет выйти, когда Биргитта будет рассказывать, где они.

Томас Квик покидает помещение, а Биргитта Столе рапортует о том, что ей удалось выяснить о найденных фрагментах пальцев во время терапевтических бесед:

— В этом-то и проблема, — осторожно начинает она. — Всё это он мне рассказал. Сейчас. Ох… Сказал, что нашёл кусочки пальцев у ручья, показал их Йорану и Челю, а потом съел, так что их нет.

Пенттинен молчит.

Он шокирован: врачи проводили собственное расследование и не сообщили об этом следователям. Хуже того, Квик умудрился съесть единственную улику, которая могла бы оказаться в распоряжении полиции.

Короткое заявление Биргитты Столе было записано на диктофон, распечатано и оглашено в тот день, когда против Томаса Квика было официально возбуждено уголовное дело по подозрению в убийстве Юхана Асплунда. Сеппо Пенттинен услышал достаточно.

— Понятно, — отрезал он.

В 16.06 допрос прерывается.

Занявшая место Челя Перссона Биргитта Столе не собиралась что-либо делать без ведома полиции. Она выбрала другой путь — сотрудничать со следствием. Терапевтические беседы с Томасом Квиком теперь проходили не меньше трёх раз в неделю, и как только в них проскакивали подробности, которые могли представлять интерес для полиции, она тут же связывалась с Сеппо Пенттиненом.

Самой серьёзной проблемой многие считали то, что Квик находился в абсолютном неведении о совершённых им преступлениях, когда поступил в Сэтерскую клинику в 1991 году. Воспоминания об этих событиях были полностью вытеснены из памяти — равно как и сведения о домогательствах и насилии, с которыми ему пришлось столкнуться в детстве.

Под чутким руководством Столе Квику постепенно удалось перенестись во времени и снова очутиться в Фалуне 50‐х годов. На сеансах он превращался в маленького мальчика Стуре, подробно излагавшего все события детским языком. Столе записывала каждое слово и регистрировала реакцию, которую у пациента вызывали собственные воспоминания.

Чель Перссон называл подобное «гипнотическими путешествиями во времени». В психологии же для этого существует специальный термин — «регрессия» — возврат пациента к ранним этапам жизни с целью вновь соприкоснуться с травматическими событиями и справиться с ними. Сам Томас Квик окрестил это «провалом во времени». На сеансах он был способен усилием воли «провалиться во времени» и оказаться либо в «наполненном ужасом» детстве, либо на месте преступлений, которые он совершал, уже будучи взрослым.

В Сэтерской лечебнице его жестокие преступления рассматривали как бессознательное «воспроизведение» полученных в детстве травм, и совершивший эти деяния становился одновременно и преступником, и жертвой. Такое сочетание позволяло спроецировать детскую травму на более поздний период и предугадать, каким будет новое преступление. Насилие со стороны родителей, которое Стуре Бергваль якобы пережил в детстве, обернулось для него попыткой совершать насильственные действия в отношении мальчиков и убивать их.

Со временем терапевтические сеансы Биргитты Столе и Томаса Квика превратились в настоящий инкубатор вытесненных воспоминаний. Часть из них удалось объединить в рассказы, которые в итоге и привели к нескольким обвинительным приговорам.

Сейчас к теории о вытесненных воспоминаниях относятся скептически, даже суды редко принимают подобные заявления в качестве доказательств, но в 90‐х лечение Томаса Квика и других жестоких убийц, находившихся в Сэтерской больнице, проходило под влиянием именно этих идей.