– И вы не верите, что мистер Берк может научить меняохотиться?

– Я не верю, что мистер Берк сумеет сохранить тебя вживых. – У Ларри глаза полезли на лоб. – Я не имею в виду, что он намереннотебя подставит под опасность. Я имею в виду, что не доверяю твою жизнь никому,кроме себя.

– Вы думаете, до этого дойдет?

– Уже чуть не дошло.

Он пару минут посидел тихо, глядя на свои руки, которыемедленно поглаживали руль.

– Я обещаю не охотиться на вампиров ни с кем, кромевас. – Он поглядел на меня, изучая голубыми глазами мое лицо. – И даже смистером Родригесом? Мистер Вон мне сказал, что он был вашим учителем.

– Мэнни был моим учителем, но он больше не охотится навампиров.

– А почему? – спросил он.

Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Его жена слишком боится. И у него четверо детей.

– А вы и мистер Берк свободны, и детей у вас нет.

– Верно.

– И у меня тоже, – сказал он.

Я не могла не улыбнуться. Неужто я тоже была такойэнтузиасткой? Да нет.

– Ларри, остряков никто не любит.

Он ухмыльнулся и выглядел при этом максимум на тринадцатьлет. Господи, почему он не сбежал после этой ночи? А я почему? Ответов нет, покрайней мере, осмысленных ответов. Зачем я этим занимаюсь? Напрашивается ответ:потому что я это умею. Может быть, Ларри тоже научится. Может быть. Или простопогибнет.

Я вылезла из машины и сказала:

– Езжай прямо домой, и если у тебя нет запасногокреста, прямо завтра и купи.

– О’кей, – сказал он.

Я закрыла дверь, глядя в его серьезное и задумчивое лицо.Потом пошла вверх по лестнице и не оглянулась. Я не стала смотреть, как он едетпрочь, все еще живой, все еще полный энтузиазма после первой встречи смонстрами. Я была всего на четыре года старше. Четыре года, а ощущались они какстолетия. Нет, такой желторотой я никогда не была. Моя мать умерла, когда мнебыло восемь. Потеря матери или отца стирает эту щенячью жизнерадостность.

Я все же собиралась отговорить Ларри стать истребителемвампиров, но если никак не выйдет, я буду работать с ним сама. Есть только двавида охотников на вампиров: хорошие и мертвые. Может быть, мне удастся сделатьиз Ларри хорошего. Это куда привлекательней альтернативы.

Было 3.34 утра в пятницу. Долгая была неделя. Ну а какаянеделя в этом году не была долгой? Я просила Берта нанять кого-нибудь в помощь.Он нанял Ларри. Так чем я недовольна? Тем, что Ларри – просто жертва, ждущаясвоего монстра. О Господи, сохрани его, прошу Тебя. Сохрани. На моей совести итак больше невинных, чем она может выдержать.

Обычное чувство ночного коридора – тишина, спокойствие.Только шептали отдушины отопления, приглушенно звучали по ковру шаги моихкроссовок. Слишком было поздно, и мои живущие днем соседи давно уже спали, авставать им было еще рано. За два часа до рассвета можно насладитьсяуединением.

Я открыла новый защищенный от взлома замок своей квартиры ишагнула в темень. Щелкнула выключателем и залила ярким светом белые стены,ковер, диван и кресло. Как бы ни было хорошо у тебя ночное зрение, а свет лучше.Все мы дети дневного света, чем бы ни зарабатывали себе на жизнь.

Жакет я сбросила на кухонный стол. Слишком он был грязный,чтобы кидать его на белый диван. Я вся была заляпана грязью и прилипшей травой,но крови было очень мало – ночь обернулась удачно.

Я уже снимала кобуру, когда почувствовала это. Движениевоздушных потоков, будто кто-то их пересекал. Я просто поняла, что я не одна.

Рука моя легла уже на рукоять пистолета, когда из темнотыспальни послышался голос Эдуарда:

– Анита, не надо.

Я остановилась, касаясь пальцами пистолета.

– А если я все же попробую?

– Я тебя застрелю, и ты это знаешь.

Это был спокойный, уверенный голос хищника. Я помню, когдаон работал с огнеметом, его голос был таким же. Гладким и ровным, как дорога вАд.

Я убрала руку от пистолета. Эдуард меня застрелит, если яего вынужу. И лучше его не вынуждать – пока что. Пока что.

Я положила руки на голову, не ожидая, пока он мне этоприкажет. Может быть, готовность к сотрудничеству зачтется в мою пользу. Ой,вряд ли.

Эдуард вышел из темноты, как белокурый призрак. Он был весьв черном, кроме волос и бледного лица. Руки в черных перчатках держалидевятимиллиметровую “беретту”, твердо направленную мне в грудь.

– Новый пистолет? – спросила я.

По его губам скользнула тень улыбки.

– Да. Тебе нравится?

– “Беретта” – хороший пистолет, но ты же меня знаешь.

– Знаю, ты фанат браунинга, – сказал он.

Я улыбнулась. Два старых приятеля ведут профессиональныйтреп.

Он прижал ствол к моей груди и взял мой браунинг.

– Прислонись и расставь ноги, – сказал он.

Я оперлась на спинку дивана, а он меня ощупал. Искать былонечего, но Эдуард этого не знал, а неосторожным он никогда не был. Одна изпричин, по которой он до сих пор жив. Это – и еще то, что он был очень, оченьумелым.

– Ты говорил, что не можешь взломать мой замок, –сказала я.

– Я принес инструменты получше.

– Значит, он не защищен от взлома.

– От большинства людей – защищен.

– Но не от тебя.

Он посмотрел на меня глазами мертвыми, как зимнее небо.

– Я к большинству не принадлежу.

Я не могла не улыбнуться:

– Это ты можешь сказать с полным правом.

Он нахмурился:

– Дай мне имя Мастера, и нам не придется этого делать.

Его пистолет не шелохнулся. Мой браунинг торчал у него из-запояса. Я надеялась, что он не забыл поставить его на предохранитель. Или,наоборот, забыл.

Я открыла рот, снова закрыла и просто смотрела на него. Я немогла выдать Эдуарду Жан-Клода. Я была – Истребительница, но Эдуарда вампирыназывали – Смерть. И он это имя заслужил.

– Я думала, ты сегодня будешь за мной следить.

– Я поехал домой, когда ты подняла зомби. Наверное, мнеследовало остаться поблизости. Кто тебе рот раскровянил?

– Я тебе ни черта не скажу, и ты это знаешь.

– Любого можно сломать, Анита. Любого.

– Даже тебя?

Снова эта тень улыбки: