Кто о чем – он об акциях.

Ситуация выбила ему почву из-под ног. Оказывается, даже сильные умеют быть растерянными.

– Нам нужен отряд миротворцев вокруг дома.

– В смысле?

Его лицо такое же мятое, как рубашка.

– В прямом. Позвони, закажи, поставь…

– Ты знаешь, сколько стоит их час?

Хорошая новость – Миротворцев можно было нанять. Собственно, этим они и зарабатывали. Плохая – стоили они дорого.

– У тебя ведь есть деньги?

– Я… не буду! Не буду оккупироваться в собственном доме, как поджавшая хвост собака…

– Придут еще «гости», увидишь.

– Как придут, так и уйдут.

Пока он не понимал ситуации, не «всасывал».

При подъеме на лестницу меня догнал вопрос:

– А у тебя… есть такая кофта?

Отвечать не хотелось. Но я ответила:

– Конечно. И ее лучше сжечь. Не знаешь где?

Вопрос его озадачил.

В одиннадцать явились «Бэшники» – здоровые мужики. Вдвоем.

Ствол заставил их остановиться, задуматься – диалога между нами не состоялось вовсе. Ушли они с очень нехорошими выражениями на лицах, и стало ясно – они вернутся.

В двенадцать толпой из восьми человек явились «Орланы» – отец орал из окна, чтобы они убирались. У него начинался стресс. Пришлось выстрелить в двоих, прежде чем убрались остальные.

Тел на газоне прибавилось.

Около часа дня через забор прилетела первая бутылка с зажигательной смесью, и я вспомнила о том, что деньги есть у меня.

Миротворцы – мужики с равнодушными лицами – окружили наш дом по периметру около двух. Всех, кто пытался подойти, а таких становилось все больше, они гнали прочь приклеившимися к телам прицелами. Чем хороши независимые платные силы, так это отличным вооружением. И пули в их стволах, в отличие от зарядов в моем странном пистолете, были настоящими.

К четырем отец не удержался, выпил еще, стал орать из окна:

– Ты строил этот дом? Ты его покупал, щенок?!

От бутылок на газоне горела трава; ветер тянул к кустам едкий черный дым.

Взревел мотор автомобиля, из которого выстрелили горючим «коктейлем». Хотели добросить через кордон до особняка – не добросили.

Вот же суки!

В пятом часу, когда вокруг нашего дома собралась изрядная толпа – черт, как невыгодно может повлиять одна-единственная деталь в виде уникальной нашивки на ход событий, – отец закрылся в моем кабинете. Минут десять он с кем-то яростно ругался по телефону; я гадала, появятся ли в пятичасовых новостях наши с Крейденом открытые лица.

Если так, Миротворцы не помогут.

Их снесут.

*

Я не осознавала, насколько сильно натянуты мои собственные нервы, пока не пришло сообщение от Крейдена: «Еду. Буду через двадцать минут».

Только тогда я ощутила величину узла, скрутившегося в моих кишках, только тогда убрала за пояс пистолет, который мрачно рассматривала последние полчаса, гадая, кто и для каких целей мог его изобрести.

Пьяный отец пытался завести со мной наполовину враждебный, наполовину скулящий диалог, который я не поддержала. Чертыхаясь, батя удалился наверх; звякнула о край стакана очередная бутылка.

Что-то кричали с улицы; кто-то толкался за цепью из ребят в серых шинелях – не хотелось туда даже выглядывать. «Спящие» на нашем газоне в себя не приходили; теснили одна другую машины телевизионщиков.

«Дурдом…»

Звонок в дверь заставил меня подскочить. Крейден!

Не знаю, как он прошел сквозь заслон, не выдавая в себе Девентора. Очевидно, если человек в чем-то хорош, он хорош во всем.

На шею я ему бросилась с порога, выдохнула всю накопившуюся тревогу.

– Убийцу я нашел, – пояснил он без приветствий, – разговорил. Его признание появится в шестичасовых новостях, отведет от тебя все подозрения.

– Ты нашел… настоящего убийцу?

«Не подставного?»

– Конечно. Репортаж, открывающий лица на фото – чужие лица, смоделированные, – выйдет не раньше девяти. И…

Он хотел сказать что-то еще, но спустился отец. Ему хватило пары секунд, чтобы догадаться о том, кто перед ним.

– Ты, – начал он задыхаться, как от приступа астмы, – привела… его… в наш дом! Убирайтесь!

Заорал он так громко, что перестал походить на самого себя. Лицо искажено, из накренившегося стакана на ковер полился коньяк.

– Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома…

«Прочь» добавить не успел, вдруг побледнел, схватился за грудь, принялся оседать.

– Отец! – В моей голове взвыл сигнал скорой помощи. – Его нужно в больницу, вдруг это…

– Это не инфаркт, – пояснил Крейден сухо, – это просто шок и обморок. Вечером он оклемается и будет чувствовать себя нормально.

И будто столкновение с поездом не состоялось – отступил прочь страшный сценарий с кадрами о больничной койке, капельницах, пикающих пульсометрах. Только мое собственное сердцебиение напоминало барабанный бой.

– Ты… уверен?

– Конечно. Сейчас мы его увезем туда, где ему будет спокойней. С нами вместе.

– Как… мы его вытащим? Как пронесем сквозь заслон, сквозь репортеров?

– Нам помогут.

И до того, как в наш дом вошли еще двое мужчин, подхватившие обмякшего отца – помощники Крейдена, – я успела подумать, что муж Девентор – это все-таки прекрасно.

*

Я всегда хотела побывать здесь еще раз – в лесном домике Форса.

Сбылось.

Та же чаща вокруг, тот же напоенный ароматами воздух; серый день клонился на убыль. Крыльцо давно не подметали – палочки, ветки, листья. И два пустующих кресла; мы стояли на деревянных ступенях. Люди, сопровождавшие нас, те самые, которые занесли и уложили отца в спальню, уехали. И снова тишина, когда кренятся от ветра стволы, изредка стукнет дятел, то тише, то громче шумят кроны. И тогда, и теперь я думала о том, что могу находиться здесь бесконечно – в окружении леса спокойно делалось душе.

На Крейдене все та же куртка – утренняя, отличного качества кожа, – джинсы и водолазка под горло. Только мотоцикл в какой-то момент сменился привычной машиной.

Из дома ни звука; отец «отдыхал».

– Он… не всегда такой, – зачем-то пояснила я, оправдываясь, – пьет нечасто.

«Орет и того реже».

– Я понимаю. Стресс.

Да уж. Для нас обоих, сидевших в особняке, словно в окопе с самого утра, стресс. Дня тяжелее, чем этот, я за всю свою жизнь не помнила.