И более ничего пояснять не стал.

Не все истории одинаково приятные. Но хорошо, когда неприятные заканчиваются хорошо.

Вокруг продолжали трещать стволы; постепенно темнело. Когда по небу бродят хмурые тучи, лес погружается в сумрак быстро. Падала температура, хотелось в тепло. И вспомнилось, что с самого утра я ничего не ела. Возможно, Крейден тоже, возможно, и отец.

– У тебя есть продукты? – спросила я того, кем любовалась всякий раз – и тогда, когда наши взгляды встречались, и тогда, когда он смотрел в сторону.

– Что-то найдется, я думаю. Только ассистировать мне тебе некогда, нужно сделать пару звонков.

– Я сама. – Не хватало еще сваливать на него помощь в приготовлении ужина. И, смутившись, спросила Крейдена, как оракула. – Ты не знаешь, когда проснется отец?

Серые глаза, прищур и веселые огоньки – «начинаешь принимать во мне Девенторскую часть?» Знал бы он, насколько я уже давно приняла его целиком.

Моего ответа ждать не стал. Наклонился, одарил нежным, едва ощутимым поцелуем, и пояснил: – Через час.

У Форса, прервав очередной момент нашей глубокой тишины, завибрировал телефон. Я поднялась и отправилась на кухню изучать ассортимент продуктов.

*

(NF – You're Special)

Отец проснулся ровно через шестьдесят две минуты.

Нет, я не «проверяла» способности Форса, время засекла, скорее, из любопытства. К тому времени, когда батя зашевелился на постели, я стояла в дверях спальни, смотрела на него. Уже прошли новости с признанием Финча, не вызвавшем во мне ничего, кроме омерзения, уже был приготовлен и съеден нами с Крейденом ужин – макароны с томатным фаршем. Порция отца ждала в сковороде под крышкой – в том, что он будет ее есть, я сомневалась.

– Где… я?

Его движения скованные, неуверенные, однако внешние намеки на боль в груди отсутствовали. Я верила прогнозам Крея, но облегчение все-таки испытала.

– В безопасном месте.

– Что… за место?

Беглый взгляд по незнакомой комнате – ковру, стенам, картине, покрывалу.

– Это…

Я не успела ответить. Я за моей спиной встал Форс, и выражение на лице отца моментально изменилось – поджалась челюсть, в глаза вернулась буйволиная ярость. Красная, с такой не совладать. Я бы не пыталась.

– Нам нужно поговорить, – мягко сообщил мне Крейден.

– Я не собираюсь с вами разговаривать! – прорычали с кровати. – Я уезжаю домой. Сейчас же!

– Иди погуляй, – шепнули мне на ухо и аккуратно подтолкнули прочь.

Шурша травой и похрустывая кроссовками по сухим веткам, я от всей души надеялась, что они не подерутся. Только не это. Сама я никогда не лезла к отцу под руку, если эта рука становилась тяжелой – нет, на меня она никогда не поднималась, но возможность диалога в подобный момент отсутствовала. Не знаю, на что делал ставку Форстон, пребывая в уверенности, что разговор состоится – наверное, на свою способность видеть будущее, не иначе.

Гулять по темному лесу сложно, далеко не уйдешь. Чтобы не углубляться в чащу, я обошла домик по периметру, какое-то время пробыла на «парковке» – полянке, где стоял автомобиль, – рассматривала блики фонаря на гладкой поверхности крыши, дышала. На подъездной дорожке тихо; в доме вроде бы тоже – криков не доносилось, и это, если не радовало, позволяло выдохнуть. В лощине слева стелился туман; выпала роса. Свежо, спокойно – лес умел не вовлекаться в мирское, и это передавалось людям.

Мне удалось уговорить себя прогуляться вдоль тропинки, но уже несколько минут спустя я возвращалась назад. Похолодало. И еще снедало беспокойное любопытство.

Окно на кухне осталось приоткрытым, и этого проема вполне хватило, чтобы различить голос Крейдена, который я теперь, притаившись, слушала снаружи. Голос спокойный, в меру прохладный.

– …мы делим с людьми этот мир уже не первое столетие, и договор, подписанный между нашими главами и кругом Рицтон, продлевается каждые пятьдесят лет.

Отец молчал. Слушал. Не знаю, с каким выражением он сидел на кухне, взобраться на подножку, чтобы подсмотреть, я не рискнула.

«Круг Рицтон…» – в памяти при этих словах проклюнулось немногое. Кое-кто поговаривал, что наше правительство лишь пешки, дым в виде фигур, и что на самом деле людьми правит десятка богачей, чьи имена и фамилии неизвестны. Неужели, правда?

– Откуда вы взялись вообще? – недоброжелательно рыкнул отец.

– Эти детали сейчас не имеют значения. Скажу лишь, что мы обитаем на материке Рейна…

Кто-то недовольно сдвинул не то тарелку, не то стакан по столу – раздался дребезг. Все-таки сдерживать отца в ярости – сложная задача. Крейден, нужно отдать ему должное, справлялся.

– Все знают, что до материка Рейна не добраться. Течения!

– До него можно добраться. Поверьте мне. Девенторы и люди «сотрудничают» между собой долгое время и, согласно договору, мы следим за тем, чтобы у вас не происходили любого рода катаклизмы, вы взамен обеспечиваете нам доступ добывать полезные ископаемые на вашей территории.

– Следите?

– Да. Следим, обладая даром предвидения. Говоря вашим языком, мы видим будущее.

Долгое время на кухне царила тишина. Не знаю, верил ли словам Форса отец, но он силился держать себя в руках. По крайней мере, не изливал на хозяина дома откровенную ненависть, которую к нему испытывал.

– Грехи… – послышалось то же слово, которое я произнесла когда-то.

– Нам не важны ваши грехи.

– Но вы их видите?

– Видим. Если грехами можно называть совокупность принятых индивидом негативных решений и анализ того, во что они впоследствии могут вылиться. Но это нас интересует мало. Изымаются только те люди, поступки которых прямо или косвенно поведут ваше общество по пути разрушения…

Он ходил по грани, Форстон. Ходил по ней виртуозно, и я заранее знала, куда вскоре повернет эта тема – на Маргариту. И тогда эмоции бати хлестанут через край.

– И много вы предотвратили? – тон едкий, желчный.

– Много.

«Террористические атаки, войны, разрушения с многочисленными жертвами…» – мне помнился разговор в спальне Крейдена днем ранее.

– Но она-то чем была виновата?!

Он все-таки не удержался, взревел, как раненый медведь.

И, стыдно признаться, я его понимала.

В дом я вошла без приглашения, на кухню проходить не стала – все боялась, что собеседники перейдут-таки грань, и потому оккупировала банкетку в коридоре, готовая сорваться с нее в любой момент. Чем бы я помогла, неизвестно, но находиться поодаль было выше моих сил.

– …простой фармацевт!

– Не простой. – Наверное, дело было в тоне Крейдена – том самом спокойном, питоньем, не позволяющим вспыхнуть. – Маргарита была химиком. Очень хорошим химиком, писала докторскую диссертацию. Вам это известно.