У него вырвался еще один крик, и все тело скрутило спазмом.

– Помогите ему!

Холод замотал головой.

– Не знаю, что с ним.

Я скатилась с кровати, но не успела до него дотронуться, каккожа у него будто лопнула, и тело потекло словно вода – если бы вода моглакричать, и корчиться, и истекать кровью.

Холод успел схватить меня за руку и оттащить от Дойла.

– Мы не знаем, в чем здесь дело.

Я не сопротивлялась, потому что Холод был прав. Я простосъежилась у него в руках, не зная, что делать. Вроде бы я – принцесса фейри, амогла сейчас только сидеть и смотреть, как сильное тело Дойла превращается вмассу мокрых от крови мышц и влажно блестящих на воздухе костей.

Дойл закричал опять, и я закричала тоже. В спальню с мечамии пистолетами сбежались все – и никто не знал, чем тут помочь. Я взмолилась,точно как за Никку, но на сей раз из чаши не полился свет. Ничего неизменилось, только Дойл бился в судорогах и кровавая лужа все шире расплываласьпо ковру.

Холод отполз подальше от края лужи. При этом он на мигпотерял равновесие и выпустил мою руку, а я поступила очень глупо – наперекорвсякому здравому смыслу, – но иначе поступить не могла. Я должна былапотрогать то, что лежало на ковре, потому что это не мог быть Дойл. Этаизвивающаяся масса мышц, костей и жил не могла быть моим высоким красивымДойлом. Просто не могла.

Мои пальцы уткнулись в теплое влажное мясо, не в кожу. То,чего я коснулась за миг до того, как Холод отдернул меня прочь, прежде былогде-то глубоко внутри тела, ничья рука не должна была этого трогать.

Холод с ужасом смотрел на кровь у меня на пальцах.

– Не надо так больше, Мерри.

– Это что, шерсть? – спросил Рис, ткнув бледным пальцем.

Я оглянулась на то, что осталось от Дойла, и поначалу ничегоне увидела. А потом среди остатков темной кожи разглядела такую же темнуюшерсть, медленной волной укрывающую груду мяса, прежде бывшую человеком. Шерстьзатопила блестящие кости, и они, скрытые от глаз, немедленно принялисьворочаться и перестраиваться, рокоча как камни. Из хаоса шерсти и костейвозникла пасть – и она испускала человеческий вопль.

Когда же все кончилось, в луже крови и лимфы на боку лежалогромный черный пес. Я напрасно пыталась уместить это в мозгу, отыскать вмохнатой твари что-то от Дойла – это был пес, самый настоящий. Огромный ичерный, похожий на мастиффа. Я припомнила призрачных псов, что соткались в моемвидении из теней деревьев. То, что лежало перед нами, было их близнецом.

Огромная косматая голова чуть приподнялась, но тут жебессильно упала обратно. Я хотела ее погладить, но Холод мне не дал.

– Пусти меня, – сказала я.

Рис присел возле задних лап собаки.

– Собачий облик Дойла. Я думал, что больше его неувижу. – Он протянул руку, в которой не держал пистолет, и погладилмохнатый бок.

Пес поднял голову, посмотрел на Риса и опять повалился наковер, словно движение отняло слишком много сил.

Я глядела на мохнатую тварь и была невероятно счастлива, чтоДойл жив, а не валяется грудой мяса, и мне плевать было, собака он или кто. Этобыло настолько лучше того, чего я боялась! Он не умер. А я давно уже знала, чтопока есть жизнь – есть надежда. Только в смерти надежды нет. Я искренне верилав реинкарнацию, я знала, что в другой жизни встречу своих мертвых снова... Ноэто было слабым утешением в восемнадцать лет, когда погиб мой отец. И вряд листало бы утешением, если бы Дойл превратился в нечто такое, что нельзявылечить, а можно только прикончить из жалости.

– Пусти меня, Холод!

Страж нехотя освободил меня.

– Ты меня слышишь, Дойл? – спросила я.

– Я все тот же, Мерри. – Голос у него был нижеобычного, отдавал рычанием, но определенно это был его голос.

Я подползла к Дойлу на коленках, проваливаясь в мокрыйковер. Кровь уже остывала. Я потрогала длинное шелковистое ухо, и Дойл ткнулсяогромной головой в мою ладонь.

Рис гладил его по лохматому боку.

– Всегда вам, оборотням, немножко завидовал. Думал,что, должно быть, здорово иногда побыть зверем. – Он задержал руку нагруди Дойла, над сердцем, как будто слышал что-то еще, кроме его гулкихударов. – Но мне не случалось видеть такого болезненного превращения.

Я провела рукой по теплой и на удивление сухой шерсти – какбудто она не выплыла из-под всей этой крови. Впрочем, может, и не выплыла. Я неслишком хорошо представляла, как происходит метаморфоз, да и никто непредставлял. Способность менять облик была едва ли не первым, что потерялифейри с исходом из Европы. Те из нас, кто хоть и бежал в Америку, но держалсявсе время в наших полых холмах, многое со временем вернули, но мало кто изфейри не был чуточку ретроградом – они недолюбливали современную науку, а то ипросто в нее не верили. Так что ученые это явление не исследовали.

Шерсть была невероятно густая и мягкая.

– Превращение бывает таким трудным, когда один сидхезаставляет другого превратиться против его воли.

Моя рука скользнула по шерсти и наткнулась на руку Риса. Иот этого легчайшего касания по всей руке, по плечу и груди пробежала дрожь –мускульный спазм, одновременно приятный и болезненный. У меня перехватилодыхание, я большими глазами уставилась на Риса.

Грудь Дойла вздымалась и опадала под нашими ладонями, сердцестучало огромным барабаном.

– Магия еще не ушла, – хрипло проговорил Рис.

Дойл перекатился на спину, огромная пасть широко открылась,блеснули зубы размером с небольшие ножи. Мы с Рисом дружно отдернули руки – наслучай чего. Ведь Дойл сказал нам всего несколько слов. В животной форме всепо-разному сохраняют память о себе самом – кто больше, кто меньше. Я никогда невидела Дойла в другом облике, кроме сидхе.

Дойл вытянул вверх лапы, каждая шире моей ладони. Онзарычал, но в рыке слышались слова:

– Оно растет, растет внутри меня, я чувствую!

А потом собачье тело вдруг лопнуло, как кожура семечка, и изнего вырвалось что-то огромное, черное, с шерстью много короче, чем у пса. Намс Рисом пришлось податься назад. Холод схватил меня в охапку и уволок к стене,очистив пространство для огромного тела, поднимающегося у изножья кровати.

Оно струилось вверх, как джинн из бутылки, вот толькобутылкой было тело Дойла. Гигантская черная лошадь заклубилась в воздухе – такмог бы клубиться дым или пар, но твердая плоть в норме не выстреливает фонтаномв воздух и не валит столбом, как дым от костра.

Мэви и Шалфей вошли в дверь как раз вовремя, чтобы увидеть,как конь окончательно обретает плоть. Тело собаки просто исчезло, изошло дымому громадных копыт коня.