– Больше всего мне хотелось бы узнать, мсье Пуаро, – сказалЛазарус, – как вам удалось догадаться? Когда у вас появились первые подозрения?

– Увы, стыдно сказать. Поздно… слишком поздно. Правда, меняи раньше кое-что смущало. Кое-что вызывало сомнения. И прежде всего постоянныенесоответствия между тем, что говорила мадемуазель Ник, и тем, что говорилиостальные. К несчастью, я каждый раз верил ей.

Но наступила минута, когда я прозрел. Мадемуазель Никдопустила ошибку. Она переиграла. Когда я посоветовал ей пригласить к себеподругу, она обещала сделать это и скрыла от меня, что мадемуазель Мегги ужеприглашена. Ей показалось, что так все будет выглядеть естественнее, но онаошиблась.

Дело в том, что сразу после приезда в Эндхауз Мегги Баклинаписала домой письмо, а в письме этом была одна невинная фраза, которая меняозадачила.

«…Не понимаю, зачем она прислала мне такую телеграмму.По-моему, ничего бы не случилось, если б я приехала во вторник». Что значилоэто упоминание о вторнике? Оно могло значить только одно. Мегги и так, безвсякой телеграммы, собралась приехать сюда во вторник. Но в таком случаемадемуазель Ник мне солгала или скрыла от меня правду.

Тут я впервые за все время посмотрел на нее с другой точкизрения. Я взглянул на все ее утверждения критически. Вместо того чтобы принятьих на веру, я сказал себе: «А что, если это ложь?» Я вспомнил всенесоответствия и подумал: «А что, если каждый раз лгала именно мадемуазель Ник,а не другие?»

Я сказал себе: «Будем рассуждать проще. Посмотрим, чтодействительно случилось? Каковы бесспорные факты?» И увидел, что бесспорным являетсятолько один факт – убийство Мегги Бакли. И больше ничего! Но кто же мог желатьсмерти Мегги Бакли?

И тогда я подумал еще об одном: мне вспомнились досужиеразмышления Гастингса, в которые он пустился за несколько минут до этого. Онговорил, что от имени Маргарет есть много уменьшительных: Мегги, Марго и т. д.И у меня вдруг мелькнула мысль: интересно, а как же полное имя мадемуазельМегги?

В следующую минуту разом я понял все! Предположим, что еетоже зовут Магдала. Это фамильное имя, так говорила мне мадемуазель Ник. Сталобыть, существуют две Магдалы Бакли. Допустим…

Я перебрал в уме письма Майкла Сетона. Ну что ж, ничегоневозможного. Там есть упоминание о Скарборо – так ведь и Мегги была в Скарборовместе с Ник. Об этом говорила ее мать.

Кроме того, становилось понятным одно обстоятельство,которое прежде смущало меня. Почему так мало писем? Если уж девушка хранитписьма возлюбленного, она хранит их все. Почему она отобрала именно эти? Естьли в них что-то особенное?

И я вспомнил, что в них ни разу не названо ее имя. Ониначинаются по-разному, но всегда с какого-нибудь ласкового обращения.

В них была и еще одна деталь, которую я должен был заметитьсразу, так как она буквально лезла в глаза.

– Какая же?

– А вот какая. Двадцать седьмого февраля мадемуазель Никделали операцию. Одно из писем Майкла Сетона датировано вторым марта, и там нетни слова о том, что он встревожен ее болезнью, что он вообще чем-то встревожен.Мне давно следовало понять, что письма были адресованы совершенно другому лицу.

Тогда я просмотрел список своих вопросов. Но на этот раз ярассмотрел их совсем с другой точки зрения.

И за очень немногими исключениями ответы оказались ясными иубедительными. Я ответил и еще на один вопрос, который возник у меня раньше.Зачем мадемуазель Ник купила себе черное платье? Ответ на него мог быть толькоодин – она хотела быть одетой так же, как кузина, дабы красная шальокончательно довершила их сходство. Такое объяснение правдоподобно и убедительно,а всякое другое – нет. Ибо никакая девушка не станет покупать себе траур, неубедившись в смерти возлюбленного. Это противоестественно.

После этого я поставил собственный спектакль. И случилосьто, на что я рассчитывал! Ник Бакли с невероятной горячностью отрицаласуществование тайника. Она заявила, что в доме его нет. Но если бы тайниксуществовал – а у Эллен, по-моему, не было никаких причин его выдумывать, – Никобязательно должна была знать о нем. К тому же почему она так горячилась? Непотому ли, что спрятала в тайнике револьвер с намерением кому-нибудь егоподбросить и таким образом обвинить этого человека?

Я дал ей понять, что подозрение падает на мадам. Именно этои отвечало ее расчетам. Как я предвидел, она не удержалась от искушениядобавить к остальным еще одно, решающее доказательство. К тому же так былобезопаснее и для нее самой. Ведь Эллен в любой момент могла найти тайник испрятанный в нем револьвер.

Мы все собрались в столовой. Мадемуазель Ник в гостинойодна, ждет своего выхода. Ей кажется, что наступила минута, когда она безвсякого риска может взять револьвер из тайника и положить его в карман накидки,принадлежащей мадам. Но на этот раз она наконец просчиталась…

Фредерика вздрогнула.

– Нет, все-таки я не жалею, что дала ей часы, – сказала она.

– И правильно, мадам.

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Вы и об этом знаете?

– А как же Эллен? – вмешался я. – Знала она о чем-нибудь илихотя бы догадывалась?

– Ни о чем. Мы с нею беседовали. Она решила остаться в тотвечер дома, так как, по ее собственным словам, почувствовала что-то неладное.По-видимому, Ник слишком усердно уговаривала ее пойти поглядеть фейерверк.Эллен догадывалась о неприязни, которую Ник питала к мадам. Эллен сама говориламне, что она «нутром чуяла недоброе». Правда, она думала, что несчастьеслучится с мадам. Уж кому-кому, а ей-то отлично был известен нрав ее хозяйки,этой «шалой девчонки», как она выразилась.

– Ну что ж, – тихо сказала Фредерика. – Пусть будет так.Шалая девчонка. Такой она для нас и останется… во всяком случае, для меня.

Пуаро взял ее руку и бережно поднес к губам.

Чарлз Вайз резко выпрямился на стуле.

– Неприятная, крайне неприятная история, – заметил он вполголоса.– Придется, наверное, позаботиться о защитнике.

– Мне кажется, в этом не будет необходимости, – тихо ответилПуаро. – Если, конечно, я не ошибся в своих предположениях.

Он неожиданно повернулся к Челленджеру.

– Ведь вы именно там прячете свой товар, в дамских часиках,верно?

– Я… я… – запинаясь, пробормотал моряк. Он совершеннорастерялся.

– Только не старайтесь меня одурачить, разыгрываярубаху-парня. Если вы провели Гастингса, то со мной это вам не удастся. Междупрочим, это дело – я имею в виду торговлю наркотиками, – оно действительнооказалось прибыльным для вас и вашего дядюшки с Гарли-стрит?