– Вы знаете, Сергей, – помолчав, ответилаНаташа, – можете называть это блажью, но интуитивно я уверена в одном:Тимошу украл не тот бизнесмен. Вы понимаете, о ком я?

– О Затраве?

– Да. Однако я не могу представить, кому еще моглопонадобиться похищать моего сына.

– У вас есть враги? – серьезно спросилБабкин. – Они должны у вас быть, вы же умная женщина и сами все понимаете.Я, конечно, проверю возможные варианты, но время сейчас очень дорого. Не хочувас пугать….

– Не испугаете, – покачала головой Наташа. –С Тимом все в порядке. Я чувствую, понимаете? Я знаю, что ему очень страшно, нос ним все в порядке.

Бабкин внимательно посмотрел на женщину. Ее уверенность былапоразительной. «Может быть, это такое самовнушение, чтобы не сойти с ума отстраха за ребенка? – подумал он. – В любом случае, лучше ужсамовнушение, чем паника».

– Что касается врагов… – продолжала Наташа. –Если бы у моего мужа имелась любовница, которая намеревалась выйти за негозамуж, то она была бы врагом. Но любовницы у него нет.

– Ваш муж – единственный наследник госпожиГольц? – быстро спросил Бабкин.

– Не знаю, – удивилась Наташа. – Никогда,честно говоря, не задумывалась. Наверное, да. Ведь дочь Евгении Генриховны,кажется, умерла. Но она сама еще в таком возрасте, понимаете…

Бабкин понимал. Вспомнив Евгению Генриховну и мысленносравнив ее с Эдиком, он подумал, что неизвестно еще, кто кого переживет. Хотягосподин Бобров со своей супругой могут просчитывать варианты…

Он еще раз обдумал услышанное от Наташи и Эдика.Поразительно, но серьезных врагов – таких, которые пошли бы на похищениемальчика, – не было ни у того, ни у другого. Господин Гольц работает вбанке и с бизнесом матери никак не связан. Наталья Гольц, бывшая Зинчук,переехала в Санкт– Петербург из Рязани и не имеет никаких серьезных знакомств.Оставался только один вариант.

– Наталья Ивановна, где сейчас живет ваш бывшиймуж? – спросил Бабкин.

Мужчина сидел на крыльце своего дома и поглядывал намальчишку, возившегося в грязном дворе. Апрельское солнце пригревало, но ветердул холодный, пронизывающий. Здесь их защищала стена дома. Из трубы поднималсядым, который быстро разносил ветер. В воздухе отчетливо пахло дымом и еще –весной. «Весна – это хорошо, – подумал мужчина. – После весны лето».Он не мог объяснить, почему это хорошо, – давным-давно уже в его головеостались только шаблоны, по которым он строил свою жизнь. Утром нужно почиститьзубы. Завтрак зимой должен быть горячим. Почему горячим? Он не знал и незадумывался. Достаточно того, что так правильно.

Сейчас он смотрел за мальчишкой на краю лужицы. Грязнойручонкой тот провел по лбу, и на светлых, почти белых волосиках осталась грязь.Мужчина смотрел на нее, и в памяти его всплыло, как лежал в грязи его друг, нона его светлых волосах была не грязь. Кровь. Воспоминание было неправильным.Мужчина тряхнул головой и отогнал его.

– Я хочу к маме! – пожаловался мальчик,повернувшись к нему.

– Мама приедет попозже. Ты пока у меня поживешь, –невыразительно ответил мужчина, подумав: «Хорошо, что меня научили, чтоговорить. Сам бы я не догадался».

– Я хочу, чтобы мама сейчас приехала! – заплакалмальчик.

– Перестань плакать. Я не хочу, чтобы ты плакал, –так же невыразительно ответил человек, и Тим замолчал.

Он ничего не понимал. Не понимал, почему его так быстроунесли с прогулки в детском саду. Не понимал, почему они живут в такой же избе,как у дедушки с бабушкой, и почему мама никак не заберет его. Но одно онпонимал хорошо – нельзя злить этого человека.

Тим всхлипнул и отвернулся к луже, в которую он запускалщепки-кораблики.

Убедившись, что мальчик играет, мужчина встал, зашел в дом ивернулся уже с винтовкой. Ему сказали, что с мальчиком все должно быть впорядке. Сказал человек, который был для него богом. Значит, с ним и должнобыть все в порядке. Может быть, ребенка хотят украсть?

Мужчина подозрительно огляделся по сторонам, но все былоспокойно. Поле за его домом просматривалось хорошо, а дорога, петлявшая вдольполя, была пустой. Крепко сжимая винтовку, мужчина встал, обошел вокруг дома ивернулся на крыльцо. «За добро нужно платить добром, – вспомнил оночередную истину. – Я делаю доброе дело. Значит, я все делаю правильно».

Несколько раз кивнув головой, он перехватил винтовкупоудобнее и опять стал смотреть вдаль.

До могилы старца Луки Макара вел вездесущий Иван Демидович.Шли они долго, иногда чуть не по колено в грязи, но вообще в лесу неожиданнооказалось довольно сухо.

– Лука был отшельником, – рассказывал ИванДемидович по дороге внимательно слушавшему Макару. – Толком про него уженикто ничего не знает, больше выдумывают, но вроде как он из нашей деревниушел, когда ему было тридцать лет, и поселился в лесу. Лукина поляна, так досих пор то место называется. Ты не торопись, идти нам еще прилично.

– А на машине нельзя было проехать? – огляделсяМакар.

– Нет, туда никак не проедешь. Сейчас с дороги свернем– и дальше почти четыре километра лесом. А может, и больше – давненько я там небыл.

– Не заблудимся? – насторожился Макар.

– Заблудимся, заблудимся, – кивнул ИванДемидович. – Или нас медведи съедят.

Макар хмыкнул и больше вопросов не задавал. А старикпродолжал рассказывать.

На поляне Лука соорудил что-то вроде землянки, в ней и жил.К зиме подготавливал ее, а летом туда почти не заходил – спал на голой земле.Только во время сильного дождя прятался, да и то не всегда. Ел, что бог пошлет,но вообще-то его шатонинские родственники подкармливали. Очередностьустановили: одну неделю одни кормят, вторую – другие и так далее. Самое главное– он на себя обет молчания взял и от имени отказался. Перед тем как уйти в лес,объявил, мол, имени своего он недостоин, его, то есть имя, заслужить надо. Ипошел… заслуживать. В лесу он прожил без малого лет пятнадцать. Его бы,пожалуй, впору было к святым причислять, если бы не ужасный его облик.

– Запаршивел весь, говорят, – рассказывалстарик. – К тому же умом был тронутый. Ну, что тронутый, так оно понятно:какой человек в своем уме в лес жить отправится, на земле спать и кору глодать?Он бы и помер непременно ближайшей же зимой – у нас тут для отшельников климатнеподходящий, но родня его землянку утеплила. Мать моя рассказывала, что Лука ругатьсяна родственников-то хотел, но не мог. Обет не позволял! Уж чем утепляли – незнаю, но прожил он в ней долго.

– А землянка и сейчас стоит? – спросил Макар.

– Нет, землянки нет. После смерти Луки из ближайших селнарод набежал, и разобрали ее по бревнышкам. Вроде как святыню, должно быть. Ачто не разобрали – то мальчишки порушили. Вообще, конечно, нездоровый ажиотажподнялся после его смерти, – солидно заметил Иван Демидович. – Прижизни как-то… поспокойней было.