Могучий мотор двухколесной машины взревел, мотоцикл, какноровистый конь, взвился на дыбы, и великий жрец богини Ламашту умчался с полябоя, оставив на нем мертвые или корчащиеся в предсмертной агонии тела своихпреданных слуг.

Вдали уже звучали сирены милицейских автомашин.

Сырое полутемное подземелье святилища было, как всегда,озарено мерцающим багровым светом факелов. В центре, на блестящей поверхностиалтаря, красовалась золотая статуэтка львиноголовой богини. Перед алтарем,подняв к потолку святилища худые руки, стоял высокий длинноволосый мужчина вбелом одеянии.

— Приди, приди к нам, великая богиня! — проговорилон нараспев. — Приди к нам, львиноголовая! Поднимись к нам из своихподземных чертогов, яви свою мощь верным твоим слугам! Лицезрей нашу верностьтебе, о великая мать тьмы! Мы исполнили твое приказание: твое земноевместилище, древнее золотое изваяние, заняло подобающее место на алтаре нашегохрама!

Мы доказали свою верность тебе, о великая черная мать!

Жрец опустил руки, бросил на алтарь горстку сухой травы,прикоснулся к ней, и трава вспыхнула. Над алтарем поднялось облачко ароматногодыма, вкусно запахло пряностями — базиликом, сельдереем, еще чем-то хорошознакомым.

Толпящиеся вокруг алтаря посвященные удивленно переглянулись— запах был совсем не тот, к которому они привыкли, и не пришло вслед за этимзапахом знакомое сладковатое головокружение, пьянящее чувство душевногоподъема, чувство собственной значительности, чувство причастности к великомуделу, принадлежности к древнему могучему племени.

Да и самих посвященных было сегодня гораздо меньше, чемобычно, среди них не было самых старших, самых близких к великому жрецу —воинов Ламашту. В храме были только юноши, почти дети, недавно прошедшиепосвящение.

Перед началом богослужения кто-то шепотом говорил онеудачной операции, о том, что большинство воинов погибло, один только жрецсумел спастись, бросив на поле боя своих верных слуг. Посвященные с недовериеми опаской слушали эти разговоры, они ждали, что жрец опровергнет гнусный слух ивернет своей пастве чувство уверенности и самоуважения.

— О львиноголовая! — продолжал жрец своипричитания. — Приди, приди к нам, приведи за собою своих чудовищныхприслужников, приведи злых духов и голодных демонов, приведи страшныхпожирателей трупов, обитателей могил, призраков темных кладбищ! Яви нам своевеликое могущество!

Жрец подсыпал на алтарь сухой травы, но от этого толькоусилился запах пряностей, к тому же сильно запахло горелым лавровым листом.

Молодые айсоры растерянно переглядывались. Привычное легкоеголовокружение не приходило, а без этого ощущения слова великого жреца казалисьпустыми и смешными, да и сам он не производил прежнего впечатлениязначительности, не внушал почтительного страха.

— Приди, приди к нам, львиноголовая Ламашту! —снова возвысил жрец свой голос, и вдруг под сводами пещеры, где преждераздавался только голос жреца или леденящий душу звериный рев, послышалсягромкий, отражающийся от стен, усиливаясь и множась этими отражениями, женскийголос.

Этот голос говорил на древнем языке ассирийцев, и в первыймомент посвященные подумали, что богиня услышала призывы жреца и отвечает ему,но потом некоторые из айсоров, те, кто знал язык своих предков, началивозмущенно перешептываться, переводить ассирийские слова своим соседям, а потомраздающийся под сводами пещеры женский голос заговорил по-русски, чтобы егопоняли и те, кто не знал древнего языка:

— Дети мои, он обманывает вас! Тот, кто называет себявеликим жрецом, всего лишь жалкий жулик, обманщик, аферист, цирковой фокусник!Он обкуривал вас наркотическим дымом, чтобы легче было управлять вами, чтобы выверили ему и не задавали лишних вопросов. Он, выдающий себя за жреца, заслужителя ассирийской богини, даже не знает древнего языка! Спросите его очем-нибудь по-ассирийски — и посмотрите, сумеет ли он вам ответить! Он ничегоне знает о древних традициях ассирийцев, он клеймит вас знаком, которым вашипредки отмечали рабов!

В святилище поднялся возмущенный ропот. Молодые айсорыначали медленно приближаться к алтарю. Тогда жрец, злобно покосившись на темныесводы пещеры, откуда усиленный мощными динамиками, спрятанными под потолком,раздавался обвиняющий его голос, ударил в тяжелый медный гонг.

Тоскливый металлический гул наполнил святилище, пламяфакелов заколебалось, и посвященные отшатнулись от алтаря: позади него из-закрасного покрывала появились двое прислужников жр??ца, двое высоких людей вбелых одеждах, чье безмолвное появление всегда наводило ужас на посвященных, отчьей тяжелой поступи содрогалась земля, от чьих немых фигур веяло сырым холодомподземного мира...

Но сегодня и златолицые были не такими, как прежде.

Во-первых, они, собственно, и не были златолицыми. Один изних торопливо пытался надеть на себя золоченую маску, чтобы скрыть толстое,бледное, как сырая картофелина, лицо, изу??одованное гноящимися нарывами, иверевочные завязки, на которых держалась красная борода из ярко окрашенногоконского волоса. Второй златолицый уже надел маску, но напялил он ее криво,поэтому плохо видел и все время спотыкался. Да они оба шли неуверенной,покачивающейся походкой пьяных.

Великий жрец обернулся к своим прислужникам, увидел их ииспустил стон, в котором перемешались ненависть, разочарование и бессильнаязлоба.

Златолицый, который никак не мог надеть маску, выронил ее изнепослушных рук, она с сухим картонным звуком покатилась по полу пещеры иостановилась перед толпой посвященных. Один из молодых айсоров поднял ее. Маскабыла сделана из папье-маше, как те маски, которые под Новый год напяливаютартисты на детских елках, и выкрашена дешевой бронзовой краской.

Златолицый, пьяно пошатываясь, двинулся к толпе посвященных,протягивая руку за своей маской и издавая нечленораздельные мычащие звуки,какие часто издают глухонемые.

В толпе айсоров кто-то коротко и нервно засмеялся, к этомусмеху присоединились еще несколько голосов, и через минуту все святилищенаполнилось оглушительным хохотом, отдававшимся от сводов пещеры и заставлявшимколебаться дымное пламя факелов.

Попятившись перед хохочущей толпой своих недавних верныхпочитателей, великий жрец, сразу утративший свое былое величие, былуюзначительность, даже, кажется, ставший меньше ростом, схватил с алтаря золотую ассирийскуюстатуэтку, спрятал ее в складках своей длинной одежды и бросился в темный уголпещеры, скрывшись за красным занавесом, откуда незадолго перед тем появилисьего златолицые подручные.

Тотчас из толпы хохочущих айсоров выскочил Шоша и рванулсяследом за жрецом.

— Стой, собака! — кричал он на бегу. — Ты мнеответишь за все!

Надежда с тетей Васей находились в это время в запертойснаружи комнате, каких много было в этом необозримом подвальном помещении.Изнутри Надежда для верности заклинила ручку двери ножкой от сломанного стула.Пока стирали запись львиного рыка, пока записывали на то же место речь тетиВаси, время пролетело незаметно, и Шоша спохватился, что скоро набегут в подваллюди. Нашли маленькую комнатку в самом дальнем конце коридора, запихнули тудадвух женщин и ушли, чтобы смешаться с другими поклонниками богини.