— Красиво, — оценил Федор Тучков. — Но не слишкомправдоподобно. Вряд ли кто то тренировал лошадь специально, чтобы убить Вадима.

— Может быть, не Вадима! Но когда он сказал, что пойдет вмилицию, от него решили избавиться именно таким способом!

Федор Тучков развернул леденец «Взлетный» и кинул себе защеку.

— Способ убийства какой-то ненадежный, — высказался он,подумав. — Лошадь может сбросить, человек ушибется, и все дела. Это же нескачки с препятствиями! Они не скачут галопом, а медленно идут.

— Там же обрыв!

— Да ни при чем обрыв, — поморщившись, сказал Федор. — Дажес обрыва можно упасть и не получить никаких серьезных повреждении. Ему простоочень не повезло.

Марина подула на свой чай и проговорила, стараясь бытьубедительной:

— Есть два очень странных обстоятельства. Первое. Вадимсказал, что знает что-то о трупе в пруду и собирается заявить в милицию.Второе. Вадим идет кататься на лошади, падает и разбивается. Это не может бытьсовпадением.

— Это может быть совпадением.

— Федор. Нет.

— Да.

Черт бы побрал этих загорелых полицейских капитанов ввыцветших и потертых джинсах! Вечно они уверены, что умнее всех, и упрямы, какмулы!

— Вовсе необязательно, что человек умрет, если его сбросит лошадь.А раз в этом нельзя быть твердо уверенным, значит, это не убийство!

— Убийство

— Мы толчем воду в ступе, — заявил Тучков Четвертый.

Марина с силой поставила кружку на полированный столик.Немного чаю даже выплеснулось наружу. Она быстро смахнула лужицу ладонью.

Он не заметил. Или сделал вид?

— Если тебе ничего не показалось и у Павлика есть пистолет,зачем ему тренировать лошадей, чтобы они сбрасывали седоков? Почему невыстрелить?

— Павлик не тренировал никаких лошадей!

— Тогда кто тренировал?

— Кто-то еще. Я пока не знаю.

— Если Павлик главный злодей, то, значит, есть ещевторостепенный злодей?

— Злодейка, — объявила Марина уверенно. — Вадим сказал, чтоэто «она». Что он «ее» узнал.

— Это она тренирует лошадей?

— Федор Федорович, мне надоела ваша глупая ирония.

— Ирония и жалость! — провозгласил Тучков Четвертыйплаксиво, и Марина уставилась на него. Кажется, он чуть смутился. — Ты что? ЭтоХемингуэй. Забыла?

Здрасте-пожалуйста! До Хемингуэя добрались! Еще чуть-чуть, ивыяснится, что он поклонник Кафки, на ночь почитывает Ричарда Баха, а в столена работе у него припрятан Пауло Куэльо!

Эта задача математически некорректна!

Поклонник Кафки наклонился вперед и стал задумчиво чесатьлодыжку. Чесал громко и со вкусом. Из-за ворота майки опять вывалился странныймедальон. Марина отвернулась.

Вот беда.

— С лошадьми неясность, — объявил Тучков Четвертый иперестал чесаться. — Как способ убийства это не годится. Кроме того, мы самивидели, что лошадь никто не пугал. Если только…

Марина замерла.

Он захватил в горсть свой невиданный медальон и несколькораз задумчиво подбросил вверх. Железки на толстой цепи приятно позвякивали.

Он подбросил в последний раз, поймал и решительно зашвырнулих за майку.

— Ты как?

— Что? — не поняла Марина.

— Как ты себя чувствуешь?

— А… хорошо. А что?

— Пройдемся?

— Куда?

— К обрыву. — Он поднялся и протянул руку, для того чтобыпомочь Марине встать. Прямо у нее перед носом возникла широкая загорелаямужская ладонь. Она смотрела-смотрела, а потом нерешительно вложила в ладоньсвои пальцы.

Он сильно потянул ее. Она поднялась и сразу же отступила,потому что оказалась слишком близко к нему.

— Мне, наверное, надо переодеться. Наверное, ваша майка…

— Это ненадолго, — сказал Федор Федорович Тучков любезно. —Только туда и обратно. Заодно уж навестим и… место происшествия.

— Какого… происшествия?

— Того, где Павлик тебя чуть не убил путем выстреливания изпистолета.

«Он надо мной издевается. От души, радостно. Наверное, емуприятно выставлять меня идиоткой. Мужики не любят образованных женщин. Имнравится, когда женщина глупа и слаба.

Ну уж нет. Моей глупости и слабости ему не видать.

Это мое единственное приключение в жизни. Первый и последнийшанс. Я его себе нашла, я и буду разбираться и лавры не отдам никому. Вернее,не лавры, а это особое упоение, когда наконец-то кажется, что живешь, живешь, ане „проводишь жизнь“ — в длинной и узкой комнате, за стареньким компьютером, нанеуютном диване, в холодной аудитории, возле мамы и бабушки за вечернимчаепитием!»

Марина решительно одернула майку, которая была ейшироковата, кроме того, имела невыносимо желтый цвет и надпись, приходившуюсяровнехонько на середину левой груди. Надпись сообщала о том, что«„Спортмастеру“ 10 лет». Редкой красоты вещь.

— Через главный вход, — распорядился Федор Тучков. — Тамближе.

— А мы что? Спешим?

Он посмотрел ей в спину.

Он очень спешил, а ей знать об этом не полагалось. В последнийраз он так спешил — он отлично это помнил, — когда опаздывал на свидание,которого добивался несколько месяцев. Он добился, а служба его задержала. Онопаздывал и знал — ждать его никто не будет.

Никто и не ждал. Ему было тогда двадцать два года.

Почему-то он и сейчас уверен, что эта — совсем не такая, какта, из двадцати двух его лет, — тоже не станет ждать. Он должен что-то с нейсделать очень быстро.

Очень быстро, Жакоб.

Да, да, он подловит ее в ту самую секунду, когда она станетисподтишка таращиться на его ноги, или плечи, или руки, или губы, или… ещечто-нибудь! Черт возьми, какое жаркое нынче лето! Он подловит ее, и она несможет от него убежать. Он давно уже принял решение и знал, что не отступит.

А потом что?! Что потом-то?!

Недельный санаторный секс, черт его побери совсем, то в ее,то в его номере «люкс»?!