– Вы не представляете, сколько денег стоило прикрытьэту историю, – вздыхала Соня. – Получили все: следователь, эксперт нуи, конечно, Полина. Я не могла позволить, чтобы Геннадия отдали под суд.Естественно, его признали бы невменяемым и определили в спецбольницу. Большегоужаса нельзя себе и представить.

Как всегда, стресс вызвал новый виток болезни. Гена сталнеуправляемым. Теперь к фобии «приемыша» и пьянству добавилась новая беда.Парень рвался уйти из дома. Соню консультировал один из лучших психиатровРоссии. Вот он и посоветовал:

– Дорогая моя, понимаю, что тяжело, но вам придетсяпойти у парня на поводу. Чем больше будете его удерживать, тем активнее онбудет бежать прочь, не дай бог совсем съедет с катушек, и тогда – беда, безстационара не обойтись. Лучше всего, если выгоните сына. Через какое-то времяприступ купируется, а вы пока подберете ему новую «жену».

– Вы сами с ума сошли! – разозлилась Соня. –Предлагаете мне выкинуть на улицу больного человека!

– Дорогая, – улыбнулся врач, – придется вновьразыгрывать спектакль.

Спешно, за один день, была куплена квартира. Договорились ис пронырливым Ахметом, нанимавшим Гену на «работу». Расплачивался он с парнембутылками и едой. В водке было растворено необходимое лекарство. Через три дняСонечка доставила на площадь молоденькую Светочку. Ахмет посадил ее в ларек ивелел Гене помогать продавщице.

– Сейчас, слава богу, запой заканчивается, –пояснила Соня, – Света вроде нравится парню…

– Как вы узнали, что я у него была?

Соня усмехнулась:

– За квартирой и за Геной следят сразу несколькочеловек. Я боюсь, что с ним случится неприятность. Охрана незаметно провожаетего на площадь, караулит там. Жители района должны быть мне страшно благодарны.Мои люди из соображений безопасности прогнали от метро всех асоциальныхэлементов, там пока «бомжует» один Гена. Естественно, мне мигом сообщили, что ксыну приезжала дама на «Рено». Дальше дело техники. По номеру уточнили, чтоавто принадлежит Карине Сыромятниковой, а она ответила: «Машина моя, толькоездит на ней соседка, Даша Васильева». Мы так мило поболтали с Кариной, онарассказала о вас…

Я пыталась сообразить, что к чему, но мысли расползались,словно червяки при виде лопаты.

– Не проще ли было оставить Полину? – наконецспросила я.

– Нет, – резко ответила Соня, – во-первых,Железнова и заварила эту кашу. Мне такая женщина в доме не нужна. А потом… Онасама убежала, когда поняла, что Гена – убийца. Небось побоялась. Выйдет запарня замуж, тот и ее…

– И вы отпустили ее просто так?

– Я дала ей много денег.

– Не побоялись, что начнет шантажировать вас?

Соня поджала губы:

– Еще вопрос, кто кого мог шантажировать. Я девчонкепрямо заявила: только пикни, мигом растрезвоню по всем газетам правду проМолокова, который усиленно изображает из себя респектабельного гражданина, акогда Кирилл позвонит, скажу, что это ты разболтала журналистам. Больше двухдней тебе после не прожить! Да и дело с Лялиной смертью можно так вывернуть…Сама виноватой станешь!

Домой я вернулась в состоянии грогги. Полное ощущение, чтопроглотила граммов сто водки. Голова кружилась, глаза плохо видели, в ушисловно кто-то запихал затычки, ноги дрожали, а спина стала липкой…

Чтобы не шуметь, я не стала заводить «Рено» в гараж. Пешкомпересекла двор, влезла по лестнице наверх, попала через балкон в комнату и услышаланастойчивый стук в дверь.

– Эй, Дарья, открой, – тихо, но твердо бубнилДегтярев. – Эй, что молчишь?

– Кто там? – прохрипела я, изображая разбуженногочеловека. – Кто?

– Открой.

– Что надо? – сипела я, быстро вылезая из свитера.

– Поговорить.

– О господи, погоди минутку, сейчас встану, –пообещала я, дергая в разные стороны шнурки.

Но они, как назло, запутались окончательно, а в комнате ниножниц, ни ножа, и разорвать путы мне слабо. Дегтярев не должен видеть меня вкроссовках, да и джинсы я снять не могу, остается один выход… Я подошла кдвери.

– Послушай, неохота одеваться, сейчас отопру, а тывойди через пару секунд, хочу лечь в кровать.

– Ладно, – покладисто ответил Дегтярев.

Я повернула ключ, потом мгновенно юркнула под одеяло, вкроссовках и джинсах.

– Я прямо испугался, – заворчал полковник, входя вспальню, – стучу, стучу, а ты молчишь. Грешным делом подумал, не случилосьли чего?

Я обежала взглядом комнату и показала на пузыреквалокордина.

– Наглоталась капель и заснула, голова болела… Не думала,что кому-нибудь придет в голову мысль колотиться в дверь, запертую, междупрочим. Ну неужели не понятно, если человек не открывает, значит, спит илизанят. Покоя нет никакого!

– Не сердись, – улыбнулся полковник, – недуйся. Просто я хотел тебе кое-что сказать.

– Говори, – ответила я, усиленно зевая, –вещай!

Александр Михайлович сел в кресло, вытащил трубку и спросил:

– Можно?

– Пожалуйста.

Полковник аккуратно набил агрегат, сосредоточенно раскурил ипоинтересовался:

– Сколько лет мы знакомы?

Я призадумалась:

– Двадцать пять.

– Вот, могли бы серебряную свадьбу справить!

– Мы бы давным-давно развелись, – засмеяласья, – а так дружим. Впрочем, никогда не горели желанием вступить в интимныеотношения.

– Это верно, – хмыкнул Дегтярев, – знаешь, ябаб боюсь, ну пугает меня перспектива увидеть на кухне некую особу, котораяначнет жарить котлеты и звать меня Шуриком. И потом, как посмотришь кругом! Увсех не жены, а оживший кошмар.

– Не тоскливо без семьи?

– Я давно считаю вас родственниками, – разоткровенничалсяДегтярев, – ты вроде как сестра, а Кешка с Машкой – племянники. Все ведьсвободное время провожу с вами.

– Вот и переехал бы совсем, – предложила я, –дом огромный, места хватит.

– Ну, – замялся Александр Михайлович, – мнебы очень не хотелось, чтобы в наших отношениях что-то менялось, потому я ипришел пошептаться.