оно касается не только меня, но и его самого. Впереди долгая дорога, а мосты сожжены.

– Что случится, если… если…

Вздохнув, он садится на подоконник.

– Если меня призовут и я пробужусь, я унаследую силу и мудрость Артура. А меня готовили к этому моменту с тех пор, как я научился ходить. Если армия тенерожденных наступает, я не позволю друзьям сражаться с ней в одиночестве.

– А ослабление?

Его лицо мрачнеет.

– Папа говорит, что концентрация – самый драгоценный дар смерти.

– Смерть не приносит даров.

– Скажи это наследникам.

Я толкаю его ногу, и он отодвигается так, чтобы мы могли вместе поместиться на подоконнике.

– Ты не хочешь быть лидером.

Он отвечает, не глядя мне в глаза:

– Никогда не хотел.

– Не хочешь славы? – Я наклоняюсь к нему. – Не хочешь быть королем?

Теперь он поворачивается ко мне и смотрит серьезным взглядом.

– Бри, если я получу это все, значит Кэмланн неизбежен. Я не хочу, чтобы у мира возникла необходимость в короле.

21

Через десять минут мы спускаемся по лестнице, и между нами искрится напряженная настороженность. Вчера мы вошли в большой зал, достигнув согласия, но у нас обоих было неполное представление о ситуации. Двадцать четыре часа спустя мир Ника катится к войне, а я собираюсь раскрыть историю мамы. Сумеем ли мы и дальше находить общие интересы?

Когда мы подходим к холлу, из просторной столовой за углом до нас доносятся звуки ужина. Звяканье столовых приборов. Скрип стульев по полу. Голоса.

Я оглядываюсь на Ника и вижу, что он наблюдает за мной. Его лицо отражает мою неопределенность.

– Все хорошо, Би?

Я киваю.

– Все хорошо.

Его губы кривятся.

– Не знаю почему, но…

Внезапно входная дверь открывается, и на плитки пола брызгает легкий дождь. Снаружи стоят три женщины, увлеченные разговором. Они отряхивают зонтики, прежде чем войти. С головы до ног они одеты по последней моде деревенских клубов: кофты, кардиганы, капри, безупречно белые теннисные кроссовки. Их бледные, идеально очерченные лица загораются, когда они видят Ника.

– Глазам не верю… – У женщины слева темно-желтый шарф – цвета династии Оуэна.

– Это…

– Ник Дэвис, – хриплым басом произносит самая высокая женщина, брюнетка. Первая толкает ее локтем, и она исправляется. – Извините. Наследник Дэвис.

Ник наклоняет голову, приветствуя их всех по очереди.

– Представительницы Розы – Худ, Эдвардс и Шефер. Что привело вас в Ложу сегодня? – Он отступает назад, впуская их. – Отбор на соревнования закрыт, как вы знаете…

В следующую секунду я узнаю их фамилии и черты лица. Эти трое – матери членов капитула: Пита Худа, наследника Оуэна; Эйнсли Эдвардса, пажа второго года; и Воугна Шефера, пажа первого года.

Когда Шефер входит, в ее глазах мелькает огонек. Она приветствует меня вежливой улыбкой и взмахом руки, а затем бросает хитрый взгляд на Ника.

– До нас дошел слух, что ты вернулся.

– Елена, пожалуйста. – Эдвардс взмахивает наманикюренной рукой, с ногтями, окрашенными в темно-оранжевый цвет Борса. – Орден Розы всегда следит за организацией питания во время Испытаний. – По-прежнему обращаясь к Нику, она показывает на меня зонтиком, ручкой вперед: – Возьми это и просуши. А теперь к сегодняшней трапезе…

Она замолкает, когда я не следую ее указаниям, и поворачивается, впервые пристально глядя на меня.

– Ты меня не услышала?

Возмущение и ярость разгораются, как огонь в топке.

– Я прекрасно вас услышала, – бормочу я сквозь стиснутые зубы.

Она резко втягивает воздух.

– Где твой начальник?

– Это Бриана Мэтьюс, мой паж. – Ник сам забирает зонтик. За его спокойным тоном скрывается сталь. – Вирджиния, она не прислуга, и вы не станете обращаться с ней как с таковой. Ни в моем присутствии, ни тогда, когда меня нет рядом.

Остальные женщины слышат тихий гнев в голосе Ника и ничего не говорят.

Но Вирджиния Эдвардс еще не закончила. Когда она слышит предостережение Ника, ее ноздри раздуваются. Она замечает, что подросток обратился к ней по имени, подчеркивая свой авторитет.

– Твой… паж? – Ее взгляд мечется, пока она обрабатывает эту информацию: мое лицо, волосы, футболка и джинсы. Как близко я стою к Нику. – Наследник Дэвис, я ожидала, что вы выберете пажа из числа вассалов вашей династии, как велит традиция.

– Я ценю способности пажа Мэтьюс, – невозмутимо отвечает Ник. – А ваши ожидания – не моя проблема.

Она застывает.

– Что об этом думает твой отец? Наверняка он…

– Его отец рад, что он вернулся. – Обернувшись, мы видим, как лорд Дэвис въезжает в комнату в инвалидном кресле. Ник бросается помочь ему, но тот отмахивается. – И рад, что Орден Розы снова здесь, чтобы поддержать состязания этого года.

– Лорд Дэвис. – Мать Воугна склоняет голову, и ее примеру следуют остальные. – Мой сын сообщил, что вы пострадали в битве.

– Не переживайте. На выходных мне будет достаточно костылей, а в понедельник я смогу свободно ходить. Эфир работает быстро, но мы, старики, исцеляемся медленнее, чем молодежь. Дети, – лорд Дэвис поворачивается к нам и подмигивает мне, – почему бы вам не присоединиться к остальным в столовой? Я проведу наших гостей на кухню, куда наш наемный персонал отнес еду.

– Орден Розы? – шепотом спрашиваю я на ходу, по-прежнему рассерженная.

Ник ворчит:

– Вспомогательная женская организация, созданная несколько столетий назад, когда женщины не могли становиться пажами, оруженосцами или наследниками. Сейчас имеет по большей части церемониальное значение. Матери или бывшие пажи, которые помогают с организацией мероприятий в Ордене.

Я вижу лишь препятствия. Женщины, которые хотят, чтобы их дети заняли мое место. Белые женщины, которые по умолчанию предполагают, что темнокожая девушка в Ложе – прислуга, а не полноправный член Ордена. И уж точно не кто-то выше них по рангу. Если Вирджиния обращается так со мной, как она обращается с прислугой? Мурашки пробегают по коже. Потом меня осеняет.

– Ты сказал, что женщины не могли становиться наследниками? Я думала, Заклятье передается по наследству, вне зависимости от того, кого считают полноправным наследником.

– Это так. – Ник стискивает зубы. – Но долгое время мужчинам было все равно, чего хочет Заклятье. Они уничтожали дочерей, чтобы оно перешло к следующему наследнику.

Я останавливаюсь и смотрю на него. Живот сжимается от ужаса.

Он задерживается у входа в обеденный зал.

– Пятнадцать веков – довольно долгий срок. Орден никогда не был свободен от жестокости мира. И сейчас не свободен.

– Это… отвратительно.

– Именно это случается, когда тобой руководят страх и жадность.

– Бри! Сюда! – Грир машет мне, на его красном браслете сверкает монета Ламорака. – Мы заняли тебе место!

Ник наклоняет