– Да.

Я молча смотрела на Арсения. Он выдержал мой взгляд со сжатыми губами, не отводя глаз.

– Хорошо. Но я пойду.

– Нет, останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

– Тебе требовалось моё разрешение и моё согласие, – горько сказала я, когда мы сели на скамейку.

Арсений посмотрел на меня и глубоко, прерывисто вздохнул.

К ограде подъехала машина. Юля Маковичук вышла из авто и прошла в калитку. Двое парней шли за ней с приветливо-непроницаемыми лицами.

– Привет, – поздоровалась Юля, подойдя к нам. – Довольно прохладно, вы не замёрзли?

Она смотрела на Арсения, а он стоял рядом со мной, как брат или племянник – так, по крайней мере, мне казалось – или как жертвенный телёнок. Телёнок на алтаре любви… Юля тоже почувствовала нашу связь и замолчала. Села на скамейку. Охранники остановились чуть поодаль.

– Вы завтра будете петь? – спросила я.

– Да. Осветительные приборы уже привезли. Должно быть красиво. Раньше я ещё качалась на качелях в лучах света, но однажды трос оборвался, и я повредила плечо.

Арсений дотронулся поочерёдно до её плеч.

– Какое – это или это?

– Вот это. – Юля, улыбаясь, показала на правое плечо. Она смотрела на Арсения снизу вверх и улыбалась.

– Я умею делать массаж, – сказал Арсений. Он расцветал на глазах, его бледность постепенно исчезла, и на щеках заиграл румянец.

«Боже мой, какая дурь, – подумала я, – уеду завтра же! Нет, сегодня… Прямо сейчас. Попрошу у Ильи машину и уеду!»

А Юля с Арсением говорили на языке, который так значим для двоих и почти всегда до тошноты раздражает остальных. Я понимала, что они забыли про меня, что я – лишняя, но не знала, как уйти. Наконец, Арсений повернулся и посмотрел на меня бессмысленными глазами:

– Поехали покатаемся…

– Нет, я прогуляюсь. В гостинице встретимся.

Я прошла мимо охранников, и те улыбнулись мне своими фирменными улыбками.

– Значит, вы хотите научиться танцам? – услышала я счастливый голос Арсения. В ответ ему зазвенел смех Юли Маковичук.

Я зашла в парк и бродила там, пока до меня не донёсся сдержанный гул двигателя. Сквозь ветви деревьев я видела, как серебристая машина, набирая скорость, понеслась вниз по улице. Тогда я вышла на дорогу и двинулась назад.

Улица тянулась медленно, как во сне. Звонил и звонил телефон, брат, должно быть, искал меня. Мне было одиноко и грустно и не хотелось слышать Леона. Подумав, я набрала номер Ильи.

– Привет. Вы не могли бы встретиться со мной сейчас?

– Куда приехать? – ответил он, словно ждал моего звонка.

– Я не знаю, как называется улица… Она ведёт к церкви.

– Скоро буду.

Илья приехал быстро. Я забралась в машину, откинулась на сиденье и закрыла глаза.

– Что-то случилось?

– Юля Маковичук увезла Арсения.

Он помолчал.

– Я хотела спросить: а вы какую роль играете в этом спектакле, Илья?

– В спектакле?..

– Почему вы просили меня передать номер телефона Юли Арсению? Я, кстати, его выбросила сразу же, как мы с вами расстались.

– Я так и думал. – Я прикрыла глаза, но почувствовала, что он улыбается. – Какую роль?.. Юля попросила меня найти возможность познакомить её с Арсением. Сказала, что это не должно быть на глазах у публики. Не должно попасть в газеты или Интернет. Я решил, что лучше всего будет это сделать через вас.

– Да? Вот, значит, как… Получается, я вас подвела.

– Сразу же, как мы с вами расстались, я позвонил Юле…

Я открыла глаза. Илья улыбался.

– А я сразу же пошла в бар. Как она могла приехать раньше?

– Она уже была там. Зашла за минуту до вас, а столик уже час держал её охранник.

– Поразительно. Откуда такое рвение?

– Ну, не часто у нас бывают такие известные особы… – Илья развёл руками.

– Вы далеко пойдёте, Илья.

– Я надеюсь.

Он осторожно тронул меня за руку.

– Маша, почему вы сердитесь? Какое нам с вами дело до Юли и Арсения? Его что, насильно посадили в машину?

– Нет, он сам до смерти хотел туда сесть… Просто я не знаю, чем это может закончиться. Для Арсения… Для других.

– А для вас?

– Для меня… Я, пожалуй, самый независимый от этих раскладов человек. Я и Леон.

– Это ваш брат?

– Откуда вы знаете, что он мне брат, а не, скажем, друг?

– Вы как-то говорили… Покатаемся? Я покажу вам красивые места.

– У вас есть девушка, Илья?

– Нет.

– Почему?

Он улыбнулся и пожал плечами:

– Как-то не возникает чувства… близости, что ли… Так поедем?

– Нет, – я покачала головой, – хочу в свою комнату. В кровать. И ещё: вы не могли бы добыть мне машину на завтра?

– Вы уезжаете?

– Возможно.

Мы медленно ехали по улице. Она по-прежнему казалась мне очень длинной, и я удивилась, что не заметила этого, когда мы с Арсением шли пешком.

– Но почему? Вам что, неинтересно тут? Или вас кто-то обидел?

Мне не хотелось говорить, что я хочу увезти Арсения и Лиду, и сказала:

– Моя подруга Ника хочет уехать. Ей надо показаться врачу.

– Хорошо, я постараюсь, – помолчав, сказал Илья.

Повисла пауза. Я думала: он не верит мне… ну и наплевать. Главное – чтобы была машина, куда я засуну Арсения, даже если мне придётся его для этого связать. Снова зазвонил телефон, и я выключила его, не глядя.

– О чём вы думаете? – спросил Илья, когда показалась площадь.

– О том, почему моя жизнь складывается так, как она складывается.

– Хотите, я расскажу вам об Эль Греко?

– О… художнике, кажется? Я не сильна в живописи.

– Я тоже. Я тут передачу смотрел, и меня поразила легенда об Эль Греко… Он жил в шестнадцатом веке на острове Крит. У себя на родине научился рисовать, потом перебрался в Венецию и поступил в мастерскую Тициана. Крит в то время входил в состав Венецианской республики. Венецианцы много сделали хорошего для Крита, в их времена остров переживал культурный расцвет. Вместе с тем они упразднили местное духовенство и стали навязывать островитянам свою религию – Крит был православным, а Венеция – католической. Часть местного населения не приняла таких порядков… в том числе отец Эль Греко, которого художник очень любил. И вот Эль Греко учится живописи, учится и одновременно мучается, какого нечистого он тут штаны протирает, в то время как его отец борется за веру… И говорит он Тициану: «Что вы все от меня хотите?» А Тициан ему отвечает: не важно, что я хочу от тебя, и что ты сам хочешь, тоже не важно… А важно то, что хочет от тебя бог. Единственно, что стоит делать, – это слушать, что говорит тебе бог, а он говорит с тобой через твою душу… Что вы на меня так смотрите?