время просите Франка и Мишеля сообщать вам, как обстоят дела с городским транспортом.

Они спустились на парковку, залитую дождем. Вода не спешила стекать вниз.

– Мы поедем на моей машине, – сказал Пьерра. – Эта публика насобачилась определять, есть ли на крыше полоски от проблескового маячка, и быстро вычислять по всяким мелким деталям полицейскую машину, даже без опознавательных знаков.

Усевшись за руль, он глубоко вдохнул, глядя перед собой сквозь ветровое стекло, потом повернулся к Сервасу:

– Ты понимаешь, что мы с тобой абсолютно беззащитны, все равно что голышом, и понятия не имеем, в какое дело сунулись?

48

В полнейшей тишине больницы Жюдит открыла глаза и оглядела палату. Освещение было слабое. С того момента, как она заснула, похоже, ничего не изменилось.

Но Жюдит была уверена, что сквозь сон слышала, как закрылась дверь. В палату кто-то входил. Она, не шевелясь, вытянулась на кровати, подумав, что, наверное, это была медсестра. Но тогда почему она вдруг так занервничала? Может, оттого, что всю ночь пробыла одна в палате явно пустой клиники? Во всяком случае, на этом этаже никого не было… И никто не охранял ее дверь. А ей сейчас очень хотелось, чтобы кто-то был рядом, чтобы хоть с кем-то можно было общаться в палате.

Жюдит взглянула на окно. За белыми полосками пластиковых жалюзи струился бесконечный дождь, а ночь то и дело рассекали молнии.

Она хотела сесть на кровати, но почувствовала, что за рукой тянется катетер для внутривенных вливаний. Проследила глазами за прозрачной трубкой, подвешенной на кронштейне, и прочла этикетку: «Действующее вещество DIASEPAM[26], раствор NaCl 0,9 %, dextrose, 5,5 %».

Так вот почему она так быстро заснула… Жюдит пыталась оценить ситуацию, как вдруг различила за дверью какое-то движение, еле слышные шаги. Они на миг остановились – и снова зашуршали, словно кто-то хотел убедиться, что она спит. У нее забилось сердце.

Дверь в маленькую душевую была приоткрыта. Но она совершенно точно закрывала ее, когда ложилась спать. А ей действительно хотелось знать, что туда кто-то заходил? Да. Без этого она не сможет заснуть, ее станет мучить подозрение, что там кто-то прячется.

Не может быть…

Жюдит села на краешке кровати, поставила босые ноги на холодные плитки пола и встала. И сразу ощутила, что ее что-то тянет за тыльную сторону руки, но не обратила на это внимания: мозг был слишком занят душевой кабинкой. Прошла вдоль кровати и нажала кнопку выключателя. В душевой зажегся неоновый свет. Жюдит медленно открыла дверь, пока створка не уперлась в стену.

И вдруг ее поразило лицо, смотрящее на нее в упор из душевой: помятое, отекшее, растерянное, в глазах ужас. Оно глядело из зеркала. Это было ее лицо, ее испуганный взгляд. В душевой никого…

Жюдит перешагнула порог душевой, прошла до окна и отодвинула жалюзи, чтобы выглянуть на улицу. В дождливом полумраке парковки она увидела два силуэта под черными зонтиками, мужчину и женщину. Оба, подняв головы, смотрели прямо на нее. Ей не понравилось, как они смотрят. И с чего это вдруг они на нее пялятся? Потом двое незнакомцев переглянулись и спокойно направились к входу в госпиталь.

Что все это значит? Почувствовав, что ее вот-вот охватит паника, Жюдит ринулась к кнопке вызова медперсонала и нажала ее. И тут увидела кровавый след у себя на блузке. Она быстро закрыла маленький пластиковый краник, закрепленный у нее на руке клейкой лентой. Это был катетер, который она случайно выдернула, когда вставала. Потом немного подождала и прислушалась. Никаких звуков, кроме бормотания кондиционера и стука крови в ушах, слышно не было.

Прошла минута, две…

Больше ждать не имело смысла. Стойка дежурной сестры находилась в конце коридора. Жюдит обошла кровать, подошла к двери и открыла ее.

Свет в коридоре выглядел каким-то разномастным: ярко освещенные участки чередовались с темными, как в дорожных туннелях в горах. Каждые десять метров в стену были вмонтированы двустворчатые двери, и одна из них отделяла Жюдит от поста медсестры.

По обе стороны коридора виднелись еще двери, но они были закрыты. Все это очень походило на кадры из ее любимых фильмов ужасов, которые нагнетали особое напряжение: опустевшие больничные коридоры, парни и девушки, отчаянно ищущие и не находящие хоть какую-то помощь. И почти всегда все кончалось плохо. Очень плохо. Холодный пот начал проступать у нее на шее, когда она осторожно двинулась по тихому коридору под аккомпанемент биения собственного сердца. Она миновала застекленную дверь, скрипнувшую на петлях, и, наконец, оказалась перед постом дежурной медсестры. Там никого не было. Маленький телевизор с приглушенным звуком показывал черно-белый клип «Nights in White Satin» «Муди блюз». До сегодняшнего дня Жюдит никогда не замечала, насколько жесток этот старый хит.

Она снова вышла в коридор, надеясь высмотреть медсестру, и вздрогнула. Там, на расстоянии двух застекленных дверей, как раз на зоне смены света и полумрака, навстречу ей шли обе фигуры с парковки. Ее охватил такой ужас, что она не могла дышать, а в грудь словно вонзили копье, и это было так больно, что она испугалась инфаркта.

– Прячься, Жюд!

– Прятаться? А куда?

Она снова прошла сквозь первую дверь и открыла следующую наудачу, не глядя. В комнате царила полная тьма. Свет Жюдит не зажигала, даже не искала выключатель. Просто плотно закрыла за собой дверь. Лицо ее было бледно до синевы, она дрожала всем телом. Приложив ухо к двери, ждала, когда к ней подойдут те двое.

И вдруг прямо у нее над головой прозвучал чей-то голос:

– Не двигайся, стой спокойно, и все будет хорошо.

49

Яблоневая аллея в Ливри-Гаргане, Сен-Сен-Дени. Небольшой двухэтажный особняк из песчаника, наполовину скрытый за деревьями посередине одичавшего сада. За высокой черной оградой высился узкий старый дом. На первом этаже гараж. Источенная червями беседка, завешенная высохшей виноградной лозой, сине-серая остроконечная крыша, и на каждом этаже всего по одному окну. Но раньше дом явно был больше и просторнее, чем казалось, поскольку сбоку от него широко раскинулся сад.

В доме два портала: один большой, для автомобилей, закрытый на толстую цепь с висячим замком, и маленький, открывающийся внутрь. И ворота большого, и дверь маленького сильно заржавели.

Место было темное, мрачное и труднодостижимое. За закрытыми окнами – ни огонька. Тень здания угрожающе нависала над заброшенным садом и над улицей, и Сервас, сидящий внутри «Рено Эспейс» Пьерра, почувствовал, как в нем нарастает нервное напряжение.

– Не нравится мне это место, – сказал