– Спрашивал, – подтвердил я. – И?..

– Старший лейтенант Солодухина Инна Валентиновна в конце прошлого года подала рапорт на увольнение и покинула наши стройные ряды.

– Причина? – полюбопытствовал я.

– Беременность. Дамочка героически решила рожать и воспитывать ребенка. Не от тебя, кстати?

Ни один мускул не дрогнул на моем мужественном лице, только уши покраснели. Это я сам увидел, в зеркале.

Куратор продолжил:

– Подалась наша Инночка на вольные хлеба. Денег, видать, захотелось. И драйва.

– Можно подумать, ей на службе драйва не хватало, – буркнул я.

– Значит, просто денег.

– Ну и хрен с ней. Хотя, если честно, потенциал у девицы был немалый.

– Вот и будет его реализовывать, пока ее не грохнут, – совершенно справедливо заметил Сергеич.

– А что с теми двумя, с Симоном и его подругой?

– Там все крайне интересно. Этот Симон руководил региональным нелегальным информационным центром и влюбился, как мальчишка, в собственную сотрудницу. Дамочка трудилась под его началом вместе с мужем.

– Служебные романы – это очень романтично, – заметил я.

– Еще как. Собственный законный муж к тому времени надоел дамочке пуще горькой редьки, так что в роман с шефом она въехала с удовольствием. И, как говорится, завертелось. Голубки решили в итоге послать всех на хрен и жить вместе. И не просто так, а богато. А для этого…

– Дальше понятно. Умница Симон все продумал.

Кандауров покачал головой.

– Ни хрена подобного. Этот гениальный план – целиком и полностью дело ее куцего ума. А этот «секонд-хенд» Ромео тупо ему следовал.

– Вот до чего доводит любовь!

– Но самое интересное то, что жить долго, счастливо и богато эта тетка собиралась без своего любовника. К тому времени она успела запасть на совсем молодого парня из посольских.

– Какая-то служебная камасутра получается! – возмутился я. – И как только она во всем этом призналась?

– Настойчиво поспрашивали, вот и призналась.

– Последовали оргвыводы? – догадался я.

– Именно. Разогнали весь информационный центр. А теперь слушай мораль.

– Весь внимание, – вскинулся я.

– Никаких служебных романов! И не надо мне заливать, что ничего у вас не было – я сам видел, как она на тебя смотрела.

Я вскинул руку в пионерском салюте.

– Никаких романов больше. Ни за что. Никогда.

Антракт второй

Николай Ланцов, оперативный псевдоним Мазай.

Луч солнца заглянул мне в глаза, и я проснулся с широкой, от уха до уха, улыбкой. Этой ночью, чего давно уже не было, мне приснилась мама. Мы разговаривали, она смеялась. Молодая, румяная, еще не измученная непосильным трудом. Самая красивая женщина на всем белом свете. Как давно это было!

Тогда у меня была совсем другая фамилия, как у нее. Валентина Петровна Ланцетти… Звучит, правда? Откуда, вы спросите, итальянцы в роду? Да нет никаких итальянцев. В городке, где росла воспитанница детского дома Валя, выходцев с Апеннин точно не было. Там вообще ни хрена не было. Фамилию она выбрала себе сама, когда подошло время получать паспорт. Не Иванова-Петрова-Сидорова, как все, а именно Ланцетти. Наверное, мама верила, что с такой яркой и красивой фамилией и сама ее жизнь будет точно не серой и беспросветной.

Появившегося на свет меня зарегистрировали под маминой фамилией, а вот с именем и отчеством (Никколо Паоло) не сложилось. Тетки в загсе встали грудью и не допустили. Так я сделался Николаем Павловичем, двойным тезкой русского императора.

Отец, как мне стало известно много позже, участия в этом торжественном акте не принимал по причине того, что исчез из нашей с мамой жизни еще до моего появления на свет.

Жили мы как все, то есть не слишком богато. Мама вкалывала на двух работах, а я с тринадцати лет убирал по вечерам спортзал, в котором занимался самбо.

Однажды меня застали за работой ребята из секции – рыжий хулиганистый Мишка и братья-близнецы Гоша и Геша. Эти двое самых больших спортивных успехов достигали вне зала – регулярно скручивали в бараний рог собственного папашу. Тот любил распускать руки по пьяни, а пил он практически каждый день плюс у него еще случались запои. Был еще один – долговязый, тощий, слабый Гришка Грубер, унылый сын еврейского народа. Самый слабый и бездарный из нас и единственный, кто достиг серьезных успехов в спорте. Дважды становился чемпионом мира и пять раз выигрывал первенство Союза. Увидав, как я корячусь с тряпкой и шваброй, они без лишних слов разобрали из подсобки инвентарь и бодро включились в работу. Борцы – они такие: ломают друг другу уши на ковре, а вне ковра никогда не оставят в беде.

Я покинул наш городок в восемнадцать лет, когда меня призвали в армию, и с тех пор ни разу туда не возвращался. А перед первой командировкой в Анголу сделался Ланцовым (начальство решило, что нефиг). Мама об этом так и не узнала. За полгода до этого на стройке, где она работала, случилось ЧП, и я стал круглым сиротой…

А все-таки Стас соврал: не три дома на две улицы, а немного больше. Но в остальном все именно так, как он и обещал: крошечный пляж, рынок на три лотка, забегаловка на два столика, где кормят вкусно и дешево. Никаких туристов, народу очень мало. И никому нет до меня никакого дела.

Окончание истории

Станислав Кондратьев, оперативный псевдоним Скоморох.

Я взглянул на экран звонящего телефона – абсолютно незнакомый номер.

– Да?

– Привет, Володечка! Узнал? – знакомый голос, только чуть хрипотцы добавилось.

– Узнал, дорогая Инна Валентиновна. Только почему Володечка?

– В учебке тебя назвали Владимиром Николаевичем, вот я и решила, что… Я в столице проездом. Встретимся?

– Нет.

– Неужели боишься?

– Да, – честно ответил я.

– Успокойся, я просто хочу поговорить.

– А есть о чем?

– Еще как есть!

– Что-то не очень хочется.

– Ну пожалуйста! Мы же не чужие люди!

– Еще скажи, в память о том, что между нами было.

– А что было-то? – искренне удивилась Бульдожка, она же гражданка Солодухина И. В. – Обычная служебная интрижка, не бери в голову. Слушай, мне действительно очень надо тебя увидеть. Ну пожалуйста!

– Черт с тобой, – сдался я. – Ладно.

– Отлично! – обрадовалась она. – Значит, приезжай…

– Стоп, – прервал ее я. – Время и место – за мной. Иначе никак.

– Хорошо, как скажешь.

Вечером следующего дня.

– Привет! Ты где?

– Уже на месте, – сообщил я.

– Отлично, скоро буду, – сообщила Бульдожка.

– Жду.

Ночь, улица, фонарь, дорога. Автобусная остановка. Некто в темном плаще до пят и надвинутой на нос кепке замер на скамейке в углу – то ли дремал, то ли ждал кого-то.

Мимо