— Ты чокнутый. Чокнутый старик Бреттиген. Свихнутый дальшенекуда. Я звоню в полицию, и пусть они решают, отправить тебя в тюрьму, откудаты смылся. Или в сумасшедший дом. — Она нагнулась за телефонной трубкой.

— Нет, мам! — сказал Бобби и протянул к ней руку. — Не…

— Бобби! Нет! — резко сказал Тед. Бобби попятился, посмотрелсначала на маму, которая уже поставила телефонный аппарат как следует, потом наТеда.

— Не в этом ее состоянии, — сказал Тед. — В этом еесостоянии она может только кусаться.

Лиз Гарфилд одарила Теда сияющей, почти невыразимой улыбкой— “Ничего не выйдет, сукин ты сын” — и сняла трубку с рычага.

— Что происходит? — крикнула Кэрол из ванной. — Можно мневыйти?

— Пока еще нет, деточка, — ответил Тед. — Чуть попозже. Лизпроверила телефон, осталась довольна и начала набирать номер.

— Мы узнаем, кто ты такой, — сказала она странным увереннымтоном. — Наверняка это будет интересно. И что ты натворил. Это может быть дажееще интереснее.

— Если вы вызовете полицию, они заодно узнают, кто вы такаяи что натворили вы, — сказал Тед.

Она перестала набирать номер и посмотрела на него. Это былхитрый косой взгляд — Бобби увидел его впервые.

— О чем ты говоришь, а?

— О глупой женщине, которая могла бы сделать выбор лучше. Оглупой женщине, которая достаточно нагляделась на своего начальника, чтобы бытьосмотрительнее, которая достаточно часто слышала его разговоры с приятелями,чтобы быть осмотрительнее, чтобы знать, что их “семинары” практическиисчерпываются пьянками и сексуальным разгулом. Да плюс немножко марихуаны. Оглупой женщине, которая позволила своей алчности взять верх над здравым смыслом…

— Да что ты знаешь о том, как жить одной? — воскликнула она.— Мне надо растить сына! — Она поглядела на Бобби так, словно в первый раз запорядочный срок вспомнила про сына, которого должна была растить.

— Сколько ему следует, по-вашему, услышать?

— Ничего ты не знаешь! Откуда бы?

— Я знаю ВСЕ. Вопрос в том, сколько, по-вашему, следуетуслышать Бобби? А сколько вашим соседям? Если явится полиция и заберет меня,она узнает все, что знаю я, обещаю вам. — Он помолчал. Зрачки его нерасширились, но глаза как будто стали больше. — Я знаю ВСЕ. Поверьте мне наслово, если не хотите убедиться на деле.

— Зачем вам надо причинить мне такой вред?

— Если у меня будет выбор, я не стану этого делать. Вам ужепричинили много вреда — и вы сами, а не только другие. Позвольте мне уехать,больше я ни о чем не прошу. Я все равно собрался уехать. Так не мешайте мне. Яведь только хотел помочь.

— О да! — сказала она и засмеялась. — Помочь! Когда онасидела на тебе практически нагишом. Помочь!

— Я бы и вам помог, если бы я…

— Еще бы! И я знаю как! — Она снова засмеялась. Бобби открылбыло рот, но увидел в глазах Теда предостережение. За дверью ванной вода теперьстекала в раковину. Лиз опустила голову, прикидывая. Потом подняла ее.

— Ну ладно, — сказала она. — Вот что я сделаю. Я помогуподружке Бобби привести себя в порядок. Дам от боли аспирин. Подберу ейчто-нибудь надеть, чтобы она могла дойти до дома. И задам ей нескольковопросов. Если ответы будут нормальными, ты можешь убираться. Чище в домебудет.

— Мам…

Лиз подняла руку, будто регулировщик на перекрестке,приказывая ему замолчать. Она ела глазами Теда, а он смотрел на нее.

— Я проведу ее до дома, подожду, чтобы она вошла в дверь.Что она решит рассказать матери — их дело. А от меня требуется присмотреть,чтобы она благополучно вернулась домой. После этого я пойду в парк и немножкопосижу в тенечке. У меня была тяжелая ночь, вчерашняя ночь. — Она втянулавоздух и испустила шелестящий горестный вздох. — Очень тяжелая. Так, значит, япойду в парк посидеть в тенечке и подумать, что мне делать дальше. Как мнеуберечь его и себя от жизни в ночлежках. Если я, миленький, когда вернусь изпарка, застану тебя тут, то вызову полицию.., и лучше не проверяй мои слова наделе. Говори, что хочешь. Никто и слушать не станет, если я скажу, чтовернулась домой на несколько часов раньше, чем ты ждал, и застала тебя, когдаты засовывал лапу в шортики одиннадцатилетней девочки.

Бобби уставился на мать в безмолвном потрясении. Она неувидела этого взгляда, она все еще смотрела на Теда, ни на миг не отводя отнего заплывшие глаза.

— Если же я вернусь, а тут и духа твоего не будет, то мне непридется никуда звонить или что-нибудь говорить. Tout fini <Все кончено(фр.).>.

«Я поеду с тобой, — думал Бобби на Теда. — Я не боюсь низкихлюдей. Лучше пусть тысяча низких людей в желтых плащах ищет меня — да хотьмиллион, — чем и дальше жить с ней. Я ее ненавижу!»

— Ну? — спросила Лиз.

— Договорились. Я уйду через час. А вероятно, и раньше.

— Нет! — закричал Бобби. Когда он проснулся утром, тосмирился с отъездом Теда — ему было грустно, но он смирился. А теперь сновавернулась вся боль. И даже сильнее, чем раньше. — Нет!

— Помолчи, — сказала его мать, все еще не глядя на него.

— Это единственный выход, Бобби. Ты же знаешь. — Тедпосмотрел на Лиз снизу вверх. — Позаботьтесь о Кэрол. Я поговорю с Бобби.

— Вы не в том положении, чтобы распоряжаться, — сказала Лиз,но пошла в ванную, и Бобби заметил, что она прихрамывает. У одной ее туфли былотломан каблук, но он решил, что хромает она не только из-за этого. Онапостучала в дверь ванной и, не дожидаясь ответа, проскользнула туда.

Бобби кинулся через комнату, но когда он вскинул руки, чтобыобнять Теда, старик их перехватил, коротко пожал, потом прижал их к груди Боббии только тогда отпустил.

— Возьмите меня с собой, — исступленно потребовал Бобби. — Япомогу вам высматривать их. Две пары глаз лучше, чем одна. Возьмите меня ссобой!

— Этого нельзя, но ты можешь дойти со мной до кухни, Бобби.Ведь не только Кэрол нужно привести себя в порядок.

Тед встал с кресла и пошатнулся. Бобби протянул руку, чтобыподдержать его, однако Тед снова отвел ее, ласково, но решительно. Бобби сталобольно. Меньше, чем когда мама не помогла ему встать (даже не посмотрела нанего!) после того, как швырнула об стену. Но все равно очень больно.

Он прошел с Тедом на кухню, не прикасаясь к нему, но держасьочень близко, чтобы поддержать его, если он упадет. Но Тед не упал. Онпосмотрел на свое мутное отражение в стекле окна над мойкой, вздохнул и открылкран. Намочил посудное полотенце и начал стирать кровь со щеки, иногда поглядываяна свое отражение — как продвигается дело.