– Коров, пожалуй, нет, – отвечал папа, – но я подумаю над твоим предложением, и, может быть, вскоре коров тоже станут доить умные машины.

Да, его папе было некогда играть в карты.

Протиснувшись боком между прутьями, Игнаша притулился рядом с Марией, и некоторое время они молчали, потом он решился задать вопрос:

– Где ты живешь?

– В деревне. Раньше мы жили в Париже, но папа вышвырнул деньги на ветер, и теперь мы можем позволить себе только дешевые комнаты, – сжав губы сердечком, Мария повернула голову и посмотрела на Игнашу: – Я уже привыкла переезжать с места на место, только скучно без друзей. Но зато я умею делать человечков из проволоки.

Из кармана сарафанчика Мария достала смятый комочек проволоки и бережно распрямила скрюченные ручки и ножки:

– Возьми. Я назвала его Перро.

– Какой малюсенький, – восхитился Игнаша и попросил: – Научи меня.

– Сегодня не могу, – сказала Мария, – мне надо идти к маме. Приходи сюда завтра.

Игнаша крепко сжал ладонь, почувствовав, как человечек внутри нее податливо согнул спинку.

– Я приду, я обязательно приду.

Ему подумалось, что прежде он никогда не встречал такой умной и взрослой девочки, которая умеет делать человечков. Те девочки, с которыми он дружил, хорошо вырезали из бумаги, вышивали цветочки на носовом платке или рисовали, но скручивать проволоку не умел никто.

На следующий день, едва мама и папа уехали на работу, Игнаша был на развалинах. На счастье, его оставили с Варей, а Варя всегда разрешала ему бегать неподалеку. Рядом лежал большой моток проволоки из папиной мастерской. Он рассудил, что девочки редко носят с собой на прогулки мотки проволоки. Вдруг Мария забудет про свое обещание?!

Нежное утро в прохладной дымке с Сены медленно сменилось на жаркий день. Очень хотелось пить. Облизывая пересохшие губы, Игнаша то и дело вскакивал на камень и смотрел в сторону деревни, где жидкий воздух качал красные крыши домов и домиков. Туда и обратно мимо проехал на велосипеде почтальон месье Рико. Надвинув на голову кепку с козырьком, месье Рико сосредоточенно крутил педали, а его большая сумка с шумом хлопала по колесу. Когда тень от большого каштана переползла за изгородь, Игнаша вдруг вспомнил слова Марии об отце и похолодел от ужаса. Так вот почему она не пришла! Отец проиграл ее в карты!

Эта мысль заставила его вскочить на ноги. Сжимая в руке моток проволоки, он заметался вдоль изгороди, думая, как поступить. Что надо предпринимать и как выручать Марию, Игнаша не представлял, но сидеть на месте решительно не мог.

В деревню вела длинная кипарисовая аллея, прерывавшаяся у мостика через ручей. Игнаша побежал по ней так быстро, что ветер бил в лицо и в глаза набивалась мелкая пыль, от которой хотелось остановиться и заплакать.

С мамой или Варей он сто тысяч раз ходил по этой аллее в магазин или в аптеку, но сейчас, когда он был один, дорога тянулась нескончаемым туннелем, где за каждым поворотом подстерегают опасности. В мозгу проносились сказки о пропавших детях, за ореховым кустом мелькал хвост Серого Волка, недавно проглотившего Красную Шапочку, где-то вдалеке раздавался хруст шагов Кота в сапогах. Кота Игнаша не боялся, но на всякий случай припустил еще быстрее, переведя дух лишь на окраине деревни.

Две старушки, жившие в первом доме, сидели под вишневым деревом и обедали. Сквозь пышную листву живой изгороди виднелись одинаковые кружевные шляпки и слышался звон тарелок. Старшая сестра – мадам Роше – любила варить лакричные тянучки, а младшая – мадам Серизьен – как-то раз подарила маме старинный журнал мод. Мама сказала, что это большая редкость.

Игнаша остановился возле калитки и звонко выкрикнул:

– Добрый день, мадам Роше! Добрый день, мадам Серизьен! Не знаете ли вы, где живет мадемуазель Мария Вишневецкая? Я боюсь, что месье Вишневецкий проиграл ее в карты.

– Проиграл что?

Голова мадам Серизьен вынырнула поверх живой изгороди, как будто была отделена от тела. Одной рукой она подняла очки на лоб, и ее глаза выразили крайнее изумление.

– Месье Вишневецкий проиграл Марию в карты, – повторил Игнаша, но уже менее уверенно, потому что толстые щеки мадам Серизьен затряслись от смеха.

Обернувшись к сестре, она закричала:

– Жюли, Жюли, послушай, что нам рассказывает Игнасий.

В отличие от грузной сестры, мадам Роше была худой, как щепка. Игнаша всегда думал, что своим острым носом она может проткнуть лист бумаги не хуже Пиноккио. Однажды он пробовал сам так сделать, но бумага только помялась.

Голос мадам Серизьен мог резать стекло:

– Я слышала ваш разговор и считаю, что нам надо немедленно во всем разобраться. – Двумя руками она нахлобучила шляпку поглубже и скомандовала: – Идем в магазин, выясним у месье Самуэля, где живут эти… – она запнулась, а потом по слогам выговорила: – Ви-снев-ски.

Подняв зонтик от солнца как флаг, мадам Серизьен двинулась впереди их маленького отряда. С каждым встречным она раскланивалась и сообщала, что идет на розыски мадемуазель Висневски, которую, по слухам, отец проиграл в карты.

По мере продвижения к магазину месье Самуэля численность любопытствующих возрастала, и, когда из-за поворота показался веселый полосатый тент магазина, Игнаша насчитал в колонне двенадцать человек. Здесь была школьная учительница мадемуазель Перье, она катила рядом с собой велосипед. Пышная мадам Корбе вела за руку двух дочек-близняшек – Лизетту и Полетту. Папаша Мишле бодро шел, опираясь на костыли. Заметив Игнашин взгляд, он хитро подмигнул и растянул в улыбке беззубый рот. Всегда угрюмая жена рыбака Перрена держала в руках сумки с овощами, и ее лицо выражало обреченность, словно она следовала за похоронной процессией. Позади всех шли дети башмачника Вивьена – их было шестеро, от мала до велика, и Игнаша всегда путал, кто из них старший – Андре или Ксавье.

У дверей лавки на лотках были разложены кочаны капусты и краснобокие помидоры с подсохшими хвостиками, в ведерке с водой кучерявился зеленый салат, вокруг которого красиво расположились пучки бордового редиса с белыми кончиками. Сквозь стекло витрины виднелись полки, уставленные всякой всячиной, среди которой глаз Игнаши неизменно подмечал пончики, облитые розовой глазурью, и пеструю смесь конфет в больших стеклянных банках.

Сам месье Самуэль в длинном белом фартуке и черном беретике стоял в дверях и с интересом взирал на происходящее.

Мадам Серизьен захлопнула зонтик и нацелила его на грудь месье Самуэля:

– Никто не знает окрестности лучше вас! – от этих слов месье Самуэль приосанился. – И поэтому вы должны сказать нам, где живет семья… – она посмотрела на Игнашу.

– Вишневецких, – подсказал тот вполголоса.

Месье Самуэль подергал лямки фартука,