Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Или знает? — задумался Эрвин. — Но, если знал раньше и знает сейчас, отчего скрывал это от мальчика? Или все дело в том, что национальный герой по определению не может быть чистокровным аристократом?»
Скорее всего, так все и обстояло, но настоящая проблема, по-видимому, была не в том, что кому-нибудь, вроде Гермионы Грейнджер, будет легче дружить с таким Гарри Поттером, — бедным, несчастным полукровкой, выросшим в доме ужасных маглов, — а в том, что ребята из чистокровных семей и не подумают с ним водиться, а значит ничего путного ему не объяснят и ничему важному не научат. Неразвитый, стеснительный, не разбирающийся в том, что в их мире хорошо, а что плохо, такой Поттер легко поддастся манипуляциям и будет делать все, что ему скажут или на что намекнут люди, которым он верит. А верить он должен был по определению Великому Светлому Волшебнику Альбусу Дамблдору. И надо признать, все так бы и случилось, если бы не Эрвин со своими взрослыми мозгами, презрением к Общему Благу — свои бы интересы соблюсти, — и способностью взять на себя заботу о ком-нибудь вроде несчастного Поттера. Последнее, как ни странно, досталось Эрвину от Кати Брянчаниновой. Она была хорошим человеком, доброй девочкой, но ее убила молния, а подлеца и мерзавца Эрвина Грина та же «молния» спасла от окончательной смерти и вернула в мир живых. И тогда уместно спросить, где же справедливость? В чем смысл такого размена? Нет ответа. Боги молчат, но их молчание «звучит» в этом случае весьма двусмысленно…
Они стояли на ковре в кабинете директора почти сорок минут и, молча, слушали нежные филиппики директора и его же обернутые в бархат инвективы. В кабинете, кроме них троих, присутствовали так же профессор Макганагал и профессор Снейп. Декан Гриффиндора молчала, но, судя по ее нахмуренному лицу и расстроенному взгляду, словами директора она была недовольна. А вот декан Слизерина, урок которого они с Поттером благополучно прогуляли, развлекался во всю, причем Бойд его, судя по всему, совершенно не интересовал, а вот по отношению к Гарри из уст профессора Снейпа звучали слова и замечания, за которые можно и убить. Он очевидным образом ненавидел ребенка, которого видел сегодня едва ли не в первый раз в жизни. Однако дело, как вскоре начал догадываться Эрвин, было не в самом Гарри Поттере, а в его покойном отце — Джеймсе. Послушав откровенно злобные замечания Снейпа и его несправедливые нападки, Эрвин пришел к выводу, что этот мужчина с длинными сальными волосами и большим носом, — но не орлиным, а вороньим, — был знаком с отцом Гарри. Возможно, даже учился в одно с ним время и сильно при этом враждовал.
«Какой мелочный и злобный ублюдок!» — в удивлении думал Эрвин, ожидая, что директор вмешается и заткнет выступающего не по делу Северуса Снейпа, но этого не случилось.
Дамблдор не вмешивался, позволяя декану Слизерина беспрепятственно оскорблять Поттера. Поттер страдал, но при директоре боялся открыть рот. Эрвин тоже решил не выступать, но разозлился не на шутку, и, как следствие, воздух в кабинете Дамблдора начал потихоньку вымерзать. Его склонность к стихии Льда претерпела в этом мире значительные изменения. Лед перестал вымораживать его эмоции, но зато эмоции стали влиять на излучаемый Бойдом холод. Сейчас он гневался, и вскоре в воздухе появились первые снежинки, на стеклах окон возник тонкий ледяной узор, а на всех поверхностях появилась изморозь. Это, разумеется, было лишним, но Эрвин ничего не мог с этим поделать. Ему надо было заново учиться держать эмоции в узде, однако он находился в этом мире слишком мало времени, чтобы вполне овладеть искусством контроля над своими чувствами. И теперь все присутствующие смотрели на него в немом изумлении. Не дураки, быстро сообразили, от кого веет стужей.
— Прошу прощения, директор, — вежливо извинился Эрвин. — К сожалению, я не могу контролировать этот процесс. Слова профессора Снейпа меня сильно расстроили, и вот результат. Надеюсь, что со временем я научусь держать свои чувства при себе. Я над этим работаю.
Больше он ничего не сказал, но все, похоже, всё поняли, и, ожившая Макганагал быстренько увела «своих уставших мальчиков» в гостиную Гриффиндора. А с утра снова начались будни.
* * *
Больше их никто не тревожил. На факультете все было относительно спокойно, в школе по-разному, но, в целом, ничего экстраординарного не происходило. Занятия шли своим чередом, распорядок дня оставался неизменным. Утром Эрвин просыпался, что называется, ни свет, ни заря и поднимал с кровати Поттера. Мальчишку надо было приводить в божеский вид, а значит, прежде всего, его надо было приучать к порядку, а для этого, в свою очередь, нужен был строгий режим дня, включающий среди прочего зарядку и бег вокруг замка. Еще Мальчику-Который-Выжил предстояло овладеть трудной наукой учиться не лишь бы как, а так, как следует. Сейчас он этого не умел, предпочитая отлынивать от учебы и бить балду при первой же возможности. Суть в том, что Поттер, как и многие другие мальчики его возраста, не понимал, что учится он для себя любимого и своего замечательного будущего, а не потому, что так положено, принято или кто-то приказал. Как только ослабевал контроль, такие мальчики норовили забыть об уроках и бездумно тратить свое время на всякую ерунду. Правду сказать, в своем первом детстве Эрвин тоже не отличался жаждой знаний, но у него тогда, к сожалению, не было кого-то вроде него самого сейчас. К тому же ему, в отличие от Поттера, не надо было думать о выживании, ведь он же не Мальчик-Мать-Его-Который-Выжил. А вот его новому приятелю и, чего уж там, подопечному, — если не сказать, воспитаннику, — забывать об этом никак не следовало.