— Как это беспокоить?! Там твой ребенок, а тыстесняешься родственников беспокоить. Да мы их звонками забомбим, а как тольковсе утрясется, поедем и заберем свою дочь.

От этих слов мне стало совсем дурно. Хотелоськричать о своей беде, поведать Сашке о том, что произошло и что творится у меняна душе, но я знала, что этим я только оттолкну его от себя, не вызову ничего,кроме гадливости и отвращения. Если бы он знал, что собрался жениться наженщине, пытавшейся продать собственного ребенка, он бы выкинул меня из своейкровати и послал так далеко, что я вряд ли смогла бы вернуться.

Я взяла Сашу за руку и забормотала, словно восне:

— Потом позвоним, Сашенька, не сейчас, потом.

— Как скажешь…

Он откровенно зевнул и сказал уже совсемсонным голосом:

— Ты, главное, не переживай. Все уладится.Жалко, конечно, что ты нашу дочку не сфотографировала, так бы хоть фотка была.На стол бы поставили.

— Говорят, раньше трех месяцев фотографироватьнельзя.

— Это почему?

— Сглазить можно. Вот после трех месяцев,пожалуйста.

— Ну нельзя, так нельзя. Я думаю, что, когданашей дочке будет три месяца, она уже будет рядом с нами.

— Конечно, будет.

Он мгновенно заснул и громко захрапел. А я таки сидела, поджав ноги, напуганная и подавленная. Странный все-таки этот Сашка.Переживает за приемную дочь так, как не каждый отец переживает за своюсобственную. Собрался жениться потому, что ценит и держит мужское слово.Настоящий мужик! Умеет подарить женщине сказку. И эта сказка могла бы быть схорошим концом. Могла бы, если бы моя доченька была рядом…

Этот крохотный комочек, я была готова битьсяголовой о стену, захлебнуться собственной кровью.

Встав с кровати, я закуталась в махровый халати стала нервно ходить по комнате. Говорят, что в жизни бывают черная и белаяполосы. Мол, сначала идет черная, а ее сменяет белая. Сначала мы сталкиваемсясо всеми превратностями судьбы, сносим все невзгоды, а затем в нашей жизнинаступает такое приятное и такое долгожданное спокойствие. Только у меня всепроисходит не по-человечески, словно полосы слились воедино и черная поглотилабелую. Я не хотела, я просто могла потерять Сашку. Значит, я никогда не смогурассказать ему правду. Может быть, это трусость, страх перед тем, что из-заэтой чудовищной правды мы расстанемся навсегда. Но как я смогу выйти за негозамуж и жить в постоянном вранье, обманывая и его, и себя? Как я могу нестигруз потери любимой дочери совсем одна? Как?!

Выйдя из комнаты, я прошла по длинному темномукоридору. На кухне сидела древняя старушка и чистила картошку. Увидев меня, онапотрясла морщинистым подбородком и тихо спросила:

— А муж где?

— Спит.

— А тебе что не спится?

— Сна нет.

— Что ж ты сразу не сказала, что ты Сашкинажена?

— Я и сама об этом узнала только сегодня, —задумчиво произнесла я и устало спросила: — А что бы от этого изменилось?

— Ничего. Просто я пустила тебя как гостью, атак бы как хозяйку.

Да какая разница! — Я немного помолчала. —Баба Глаша, а у тебя есть что-нибудь выпить?

— Выпить?

— Ну да. Плохо мне, баба Глаша. Ты даже непредставляешь, как мне плохо.

— Ну если только самогонка… Я ее сама делала.Иногда приторговываю.

— Давай самогонку.

Старушка полезла куда-то за шкаф и извлеклалитровый пузырь самогона.

— Сколько тебе налить? Стакан, полстакана?

— Ставь бутылку, — еле слышно сказала я ипоймала на себе удивленный взгляд бабы Глаши.

— Что так много-то? Так можно и на тот светотправиться!

— А я и хочу отправиться на тот свет. Может,тебе денег заплатить?

— За что?

— За самогонку.

— Да иди ты подальше со своими деньгами. Ты жеСашкина жена, а Саша мой любимый сосед. Он мне всегда по дому помогает.Попросишь гвоздь забить, без проблем… Дверь смазать, тоже без проблем. Толькоты много не пей. Уж больно она ядреная. Ты ж совсем молодая. У тебя вся жизньвпереди.

— У меня вся жизнь позади, — глухо бросила яи, прихватив бутыль, направилась к себе в комнату.

В коридоре мое внимание привлекла медицинскаяаптечка, висевшая над холодильником. Открыв аптечку, я обнаружила начатую пачкуреланиума. Взяв ее, я осторожно вошла в комнату и села на пол. Пачка реланиумаи литр самогона… Хватит ли? Конечно, хватит! Я высыпала на ладонь все таблеткии одним махом проглотила их. Наверно, моей дочери уже нет в живых и еекрохотным органам нашли применение… Будет лучше, если я отправлюсь следом заней. Сердце учащенно забилось, стало как-то трудно дышать. Открыв бутыль, ясделала глоток и почувствовала невыносимое жжение, внутренности буквальноразрывало. Я вытерпела эту боль, потому что та, которая терзала мою душу, быланамного острее и намного глубже.

Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь, ипоказалась голова бабы Глаши. Она смотрела на меня перепуганными глазами иморгала.

— Ты что хотела, баба Глаша? — раздраженноспросила я.

— А ты чего сидишь на полу, одна, с бутылкой вруках?

— Ас кем я, по-твоему, должна сидеть?

— Может, мужа разбудить?

— Нечего его будить. Пусть спит. Мужики вообщене любят, когда их будят.

— А ты что задумала?

— Ничего.

— Может, пойдем на кухню? Я картошки сварила.Нельзя пить без закуски, желудок сожжешь.

— Не нужна мне твоя закуска.

— Тогда хоть водички возьми. Нужно запивать.

— Сама пей свою водичку.

— Может, тебе выговориться надо? Пошли накухню, я тебя выслушаю. А хочешь, завтра сходим в церковь. Исповедуешься,причастишься.

— Я не крещеная.

— Ты только не сиди одна, пошли на кухню.

Я почувствовала, что меня окончательно повело,перед глазами забегали чертики.