— Меня терзают смутные сомнения, — решила япорадовать ее. — Допустим, мы правы: убийца совершил преступление довольнодалеко от болот, труп бросил, предположим, в реку, а для головы и рук решилнайти место понадежнее. Что бы ты выбрала?

— Ну… я бы их закопала.

— Закапывать надо глубоко, в деревне собаки, а чтобывырыть глубокую яму, нужен инструмент, например, лопата.

— Лопаты здесь не редкость, — хмыкнула Женька.

— Конечно. Но ее все-таки нужно достать, а потомжелательно вернуть на место, чтоб не вызвать лишних разговоров.

— Тогда проще утопить их на болоте.

— И я так думаю. Но типа с рюкзаком мы встретили прямовозле мельницы, и направлялся он в сторону деревни. Так?

— Так.

— Скажи, зачем ему это нужно?

— Должно быть, все-таки пошел за лопатой…

— Глупость.

— Почему глупость? — обиделась Женька.

— Да я не тебя имею в виду, а происходящее. Сплошнаячепуха и нестыковки.

К этому моменту мы выбрались к кустам, где ночью столкнулисьс Зеленым охотником. Трава вокруг была примята, но ничего стоящего мыобнаружить не смогли, как ни старались.

— Зря только тратим время, — вздохнула Женька,устраиваясь рядом со мной на траве. — Пока мы лежали в отключке, этот гадзабрал голову и утопил в болоте. Либо зарыл, и нам ее теперь ни в жизнь ненайти. Вот что, Анфиса, — помедлив, со вздохом продолжила Женька, —надо решать, говорить ментам о том, что она была, или нет?

— Не знаю, — честно ответила я. — Рука на нихвпечатления не произвела, и за голову они нам спасибо не скажут, особенно еслипродемонстрировать ее мы не сможем.

— Так что ж теперь, молчать?

— Вот приедут, тогда и посмотрим. Не очень-то ониторопятся.

— Это уж точно… — Женька неожиданно приподнялась,замерла и пробормотала:

— Никак Горемыкин. И куда это он так торопится?

Тоже приподнявшись, я смогла увидеть Ивана Ивановича,который, несмотря на солидные лета, бежал по тропинке сломя голову. Почему онвыбрал тропинку, а не пошел по дороге, меня тоже заинтересовало. Если он спешитдомой, то и по дороге, и по тропинке расстояние примерно одинаковое, но идти, ауж тем более бежать, по дороге гораздо удобнее.

— Давай за ним, — скомандовала я, и, не теряяГоремыкина из виду, мы побежали ему наперерез, время от времени залегая вгустой траве. Как заправские индейцы, мы смогли подобраться к своей жертве наблизкое расстояние, оставаясь незамеченными. Правда, стоит добавить, что наокружающую действительность Горемыкин практически внимания не обращал и нессякак угорелый;

Тропинка заканчивалась возле пруда. Не доходя до него, ИванИванович свернул к своему дому и, отважно пробираясь сквозь заросли крапивы унавозной кучи, вышел к задней калитке своего огорода. Здесь он немного отдышался,пробормотал: «Господи боже…» (мы сидели за той самой навозной кучей и всевидели и слышали) — и вошел в калитку. Бежать сил у него, очевидно, уже небыло, и по огороду он перемещался странными прыжками, совершенно не подобающимичеловеку его благообразной внешности. Через минуту он скрылся в доме, а мыпереглянулись.

— И чего? — спросила Женька с таким видом, точно яобязана знать ответ на ее дурацкий вопрос.

— Зачем-то он несся сюда сломя голову?

— А как мы узнаем зачем?

— Тебе стоит сходить и спросить об этом уГоремыкина, — не выдержала я.

— Почему мне? — обиделась Женька, высунулась из-закучи и принялась глазеть на дом. — Может, подберемся ближе и в окнозаглянем? В конце концов, и зайти можно. Шли мимо… Почему бы и нет? — Вобщем-то, Женька права, почему бы в самом деле не зайти по-соседски? Обсудитьновости, а главное, хоть одним глазком заглянуть… — Он идет, — перешлаЖенька на шепот, сползая в крапиву и болезненно морщась. — У него в рукахмешок.

Я осторожно выглянула и убедилась, что ей не померещилось:Горемыкин шел по огороду с мешком в руке. Достигнув калитки, он закинул мешокна спину, опасливо огляделся, вышел, запер калитку на засов и направился вдольсвоего огорода в противоположную от деревни сторону. Стало ясно: Горемыкинжелает остаться незамеченным, избегает чужих глаз. Так и есть, он скрылся закустами, посмотрел, нет ли кого на луговине, которая отделяла деревню от леса,и не спеша пошел через нее, таща мешок волоком. В высокой траве мешок не быловидно, так что сразу и не поймешь, с ношей идет Иван Иванович или прогуливаетсяналегке.

Перед самым лесом он ускорил шаг, юркнул в кусты и опятьогляделся. Мы с Женькой вынуждены были сделать приличный крюк, чтобы он нас незаметил, и теперь залегли метрах в пятнадцати левее. Горемыкин взвалил мешок наплечо и зашагал напрямую через лес, игнорируя многочисленные тропинки. Мыперемещались от одного куста к другому, ни на минуту не теряя его из виду.Очень скоро Иван Иванович вышел к реке. Берег здесь был высокий и крутой.Спрятав мешок в кустах, он зачем-то спустился к воде, на какое-то времяисчезнув из поля нашего зрения.

— Давай в мешок заглянем? — предложила Женька.Если честно, мне тоже очень хотелось заглянуть туда. Я с большим трудомпоборола искушение.

— А если не успеем?

— Ну и что? Скажем, гуляли, нашли мешок… В концеконцов, нас двое, а он один.

— Мешок не очень тяжелый, — вслух подумалая, — с тяжелым мешком особо не побегаешь.

— Ну что, идем?

— Идем, — кивнула я, и в этот момент над берегомпоказалась голова Ивана Ивановича, а затем и он сам. Мы с Женькой залегли втраве.

— Чего это он? — хмуро прошептала Женька.

Я приподняла голову.

Горемыкин катил камень, довольно большой и, наверное,тяжелый, видимо, за ним и спускался к воде. Он подтащил мешок к обрыву, закатилв него камень, связал концы мешка веревкой и сбросил его в воду, после чего,воровато косясь по сторонам, торопливо скрылся в лесу.

— Это то, что у него в шкафу было спрятано, —проявила я чудеса сообразительности.

— Ага, — шепнула в ответ Женька. — Интересно,что там?

— Доказательства совершенного преступления.

— Думаешь, там… тело?

— Что толку гадать, давай спустимся и посмотрим.

— Как посмотрим, если он мешок утопил?