Значит, остается вторая версия: все происходящее каким-тообразом завязано на острове, точнее, на том, что там находится. И здесьподозреваемых пруд пруди, но самый подозрительный — писатель, которогонеудержимо тянет на болото. И твоего Валеру, между прочим, тоже.

— Почему моего? Кстати, не такой уж он и блондин.Волосы у него скорее русые, а русый и есть русый, при чем здесь блондин? Ты каксчитаешь?

— Так же. Звони. — Я протянула Женьке телефон, онапоспешно набрала номер, произнесла слова приветствия и вскоре начала гневаться.Разговор вышел эмоциональным, хоть и занял не более двух минут.

— Вот гад, — в досаде сообщила Женька, — унего, видите ли, времени не было. Ну, ладно… Теперь у него со временем будетполный порядок, об этом я позабочусь.

— Когда ему можно позвонить?

— Завтра.

— А завтра он порадует нас сведениями?

— Если нет, то лучше ему скоропостижно скончаться.

Зная' Женьку, я была согласна: в самом деле лучше.

Мы ускорили шаг и минут через десять уже входили в калитку.Сразу стало ясно: в пансионате что-то происходит. С веранды доносилисьвозбужденные голоса, я заметила Колю и Василия, устроившихся на ступеньках, азатем и остальных обитателей. Тут выяснилось, что об обеде забыли не только мы,но и гостеприимная Мария Павловна. И тому было две причины: первая — появлениеу нас участкового, вторая — обнаружение второй руки, то есть кисти. Она лежалав тряпочке на подоконнике вместе с первой. Заметив нас, подошел Валера ишепнул:

— Степаныч смылся.

— Что? — растерялась я.

— Ушел к себе вздремнуть, собрал вещички и сбежал.

— Думаете, он…

— Это вон ему думать надо, — ткнул Валера пальцемв пожилого мужчину в милицейской форме, который, сидя в плетеном кресле,обливался потом, с тоской глядя на пеструю тряпку на подоконнике.

— Как нашли вторую руку? — шепотом спросила я.

— Решили прочесать все в округе, и Коля нашел ее подкустом совсем недалеко от ограды пансионата, в рюкзаке.

— Место показать сможете? — быстро спросила я.

— Конечно, — поднял брови Валера и тут же спросил:

— А зачем вам?

— Интересно. Мы же журналисты.

— Я думал, вы Кукуя ловите.

— Кукуй нас тоже интересует, — не стала я спорить.На этом разговор пришлось закончить, так как Мария Павловна, заметив нас,сказала:

— А вот и девочки. Василий Иванович, девочки пришли,журналистки из областного центра. Василий Иванович с трудом оторвался отлицезрения конечностей, завернутых в тряпку, и взглянул на нас.

— Здравствуйте, — дружно сказали мы.

— Здравствуйте, — без энтузиазма кивнул он.

Женька предъявила свое удостоверение, а я пошла в комнату запаспортами. Минут через десять, завершив процедуру знакомства, мы приступили кбеседе. Василий Иванович задал нам стандартные вопросы, на которые мы вполнестандартно ответили, заранее договорившись с Женькой молчать о голове. Преждевсего до сих пор неясно, была она или нет, к тому же возникал вопрос: если мывидели голову, отчего же сразу не сообщили в милицию? И не отговоришься, чтопозвонить не могли, раз о наличии у нас телефона участковому известнодоподлинно. О Горемыкине тоже умолчали, потому что скелет его — глупостьстрашная. А так как в милиции у нас особыми талантами не блещут, то сдурувполне могут вплотную заняться Горемыкиным, что, безусловно, уведет следствие всторону.

Разговор с участковым много времени не занял. Между тем кверанде подтянулись все жители деревни и теперь хмуро взирали на участкового.Тот упорно избегал взглядов и выглядел задумчивым. Милиция из района сюда неторопилась, вот и выходило, что отдуваться придется участковому, который гадал,что ему теперь делать с руками, а главное с жителями, которые требовали отвласти ответа: что ж это такое творится?

Порыскав в толпе взглядом и в очередной раз не обнаруживВову Татарина, я подошла к участковому и сообщила о его исчезновении. ВасилийИванович оживился и попросил Зинаиду, жену Вовы, взглянуть на кисти. Зинаидадолго собиралась с силами, но в конце концов взглянула и твердо заявила, чторуки не мужнины, эти хоть и страшные, но чистые, а у мужа руки сроду чистыми небывали, даже после бани под ногтями черно, к тому же на правой руке у Вовыотсутствовало два пальца, и это каждый знает, а здесь они на месте. Участковыйслегка смутился, наверное, потому, что о Бовиных пальцах, точнее об ихотсутствии, забыл и теперь чувствовал себя виноватым.

— Выходит, кто-то из чужих, — изрек ВасилийИванович.

— Так чужих в деревне не было — загалдели бабки. —Кто был, все на месте.

Тут одна из женщин вспомнила, что Семен Кулибин, когда вчеравез ее в район, рассказывал, что накануне подвозил мужика до Фрязина и тотвышел у развилки и отправился в Липатове. Мужик городской, здоровый и с усами.Семен поинтересовался, к кому тот приехал, и получил ответ, что ни к кому,просто слышал, что места там заповедные и есть где остановиться. Семенподтвердил, что есть пансионат, который то работает, то нет и сейчас скореевсего не работает, потому что в Липатове ни моста, ни света, так что какойдурак туда поедет? Но мужик твердо вознамерился попасть в пансионат и пошел всторону деревни, причем Семен решил, что места наши мужику знакомы, потому чтодорогу он не спросил, а их, как известно, на развилке три, и если он пошел потой, что ведет к нам, значит, знал, куда идти. Василий Иванович выслушал,достал из своей папки листок бумаги и авторучку и все подробнейшим образомзаписал. В это время остальные гадали, куда делся мужик, если он шел в Липатове.Семен говорил, было это в девятом часу вечера, стало быть, еще светло и вряд лимужик заблудился, но если в пансионат он не пришел, выходит, кто-то его подороге убил и руки точно его.

Тут принялись гадать, кто убил, и не смогли найти ни однойподходящей кандидатуры. А главное, не могли ответить, зачем мужика убивать?Вряд ли денег у него много, раз решил отдыхать в такой глуши, да еще безтелевизора, хотя бывает, что убьют за милу душу и вовсе без причины. Но ссамого убийства Холмогорского бог миловал и было тихо. Люди пропадали, это да,спорить никто не будет, и если б этот пропал, то совсем бы не удивились, ноотрубленные руки другое дело, и тут уж не просто убийство, а черт-те что, и какжить дальше, если оторваны от всего мира и никакой защиты?