Однажды я спросил Давида, как продвигается процесс исследования останков с Вудлона, на что тот вежливо ответил:

— Доктор Иноземцев занят этим. Мы ждем его ответа.

— Зои говорила, что у доктора была удалена часть легкого из-за пулевого ранения… — вспомнил вдруг я. — Нет ли каких либо особенностей, которые бы наверняка дали бы знать, что это не его прах.

Давид поднял на меня полные боли глаза, и я пожалел о своих соображениях.

Прах так и оставался в гараже, до доктора его не довезли. Давид разложил останки в должном порядке на полу второго этажа, где располагалась раньше контора «Электрик Вехикл энд Ко», иногда прохаживался вокруг скелета, состоящего из обгоревших, полуосыпавшихся костей, что-то соображал, садился рядом, делал зарисовки.

Но в конце концов со вздохом он откладывал кости и приступал вдруг к портрету Зои. Рисовал ее в образе индийской прорицательницы с диадемой на лбу, в летящих одеждах, рисовал за рулем «Форда» или с изогнутым китайским мечом в руках, а порой в соломенной шляпке, с пучком фиалок у уха. И прятал рисунки так, чтоб невольная натурщица их не увидела. Но та знала, чем занят брат, когда, уложив на колени бювар, а на бювар лист бумаги, принимался возить по нему карандашом быстро-быстро, с самозабвением нанося штрихи, полутени, линии, порой чуть поднимая глаза на Зои, улегшуюся с книгой на матрасе, и вновь опуская к рисунку.

На четвертое утро Зои подошла ко мне и, ткнув пальцем в повязку под пиджаком, спросила:

— Больно? Нет? Тогда пошли.

И зашагала к своему «Форду». Давид выполз из-под авто и, проверив рычаг зажигания, коротко оповестил, что все в исправности.

— Это не он? — тихо спросила Зои.

— Я не могу это узнать, — так же тихо ответил Давид.

— Тогда будь здоров. — И принялась за заводную ручку — Г-образное устройство спереди: завела мотор. Тот уже не издавал тарахтевших звуков и не заполонял пространство отсека бурым газом. Уселась за руль, нажала на клаксон, мол, подтолкни. Давид толкнул «Форд» и безвольно направился к механизму, открывающему ворота, принялся крутить лебедку, пока Зои объезжала запыленные механизмы для смены электрических батарей. Гараж наполнился парящими в солнечном свете пылинками.

Я задержался на мгновение, надеясь, что юноша, пока Зои выгоняла авто, успеет сказать мне хоть слово, чтобы я мог понять, как действовать дальше. Но тот смотрел в пол, бледный как смерть, со впавшими черными глазницами, заросшим подбородком и опущенными уголками рта. Он был словно двуликий Янус, будто маска театра комедии дель арте. Одинаково выразительно он умел проявлять сияющую радость и отрешенную горечь. Жаль, что первое я видел лишь на манекене, на искусно отлитой из воска фигуре, а на живом Давиде — только выражение горечи.

Добраться до штаб-квартиры «Нью-Йорк Таймс» было делом двух минут, она тоже находилась на Бродвее и представляла собой узкий кирпичный небоскреб-башню в двадцать пять этажей, увешанную светящейся днем и ночью рекламой. Стоял погожий, солнечный денек, на голубом небе плыли белые перины облаков. Мы отъехали лишь пару метров, как незнакомый господин в котелке и сером узком пальто бросился наперерез движению, едва не под колеса нашего «Модал Кей». Мелькнули перед моими глазами его белые перчатки, цепко впились в кожаный верх. Зои выжала тормоз. Воспользовавшись остановкой, незнакомец без труда забрался на заднее сиденье.

— Приветствую вас, — выпалил он, задыхаясь.

— Вы с ума сошли! — прокричала девушка. Вокруг уже собралась толпа, которую дерзкий господин в котелке и белых перчатках принялся успокаивать, раздавая направо и налево велеречивые реплики, мол, спасибо за беспокойство, жив остался, господ на «модал кей» прощает.

Кто-то стал кричать, что это авто с красными бархатными подушками давно уже рассекает по улицам Нью-Йорка без соблюдения правил и автодорожных приличий.

Месье Бенкс, а это был именно он, развернулся к ошарашенно взиравшей на него Зои и вкрадчиво попросил ее поддать газу. Видимо, писатель совершенно не знал, что, коли автомобиль стоит, просто так, без особых ритуальных пассов со стартером, что выдавался впереди радиаторной решетки, не тронуться с места. Мне пришлось спуститься, пробиться сквозь плотную массу любопытных и завести мотор. Толпа все это время шумела, с большим трудом машина прорывалась сквозь нее.

— Кто вы, черт возьми? — вспылила девушка, лавируя между прохожими. Пестрой убегающей в облака громадиной показалось здание газеты в бесконечной ленте Бродвея. Здание разделяло площадь надвое, переименованную из Лонг-Акр-сквер в Таймс-сквер в честь сей популярнейшей газеты.

— Разрешите представиться — Эдвард Бенкс. Биограф вашего отца.

— У моего отца нет биографа!

— Есть. Но он пока об этом не знает.

Зои скривила такую кислую мину, что мне на минуту показалось, что ей дурно.

— Убирайтесь прочь! — Она стала резко сдавать то вправо, то влево, тщетно пытаясь сбросить мистера Бенкса с машины. Но тот крепко держался за спинку моего кресла, в то время как мне не за что было зацепиться, разве что только за стекло, но оно тотчас же треснуло бы. И если бы не спасительное крыльцо «Нью-Йорк Таймс», возле коего Зои остановилась, я непременно бы полетел на мостовую.

— Что вам надо? — резко бросила она, развернувшись назад.

— Возьмите меня с собой!

— Куда?

— На гонки! Я напишу о вашем подвиге и прославлю на весь свет.

Зои прыснула, в конце концов, деловито-неуклюжая манера писателя показалась ей достойной смеха.

— Откуда ты взялся, чудило?

Я окатил месье Бенкса серьезным взглядом, потом повернулся к девушке и напомнил ей историю о том, как повстречал его и месье Фечера, не забыв прибавить, что первый, кроме литераторского, имел большой шпионский талант.

— Вы журналист из «Жорнал», — закончил я, — хотя клялись, что никоим образом не относитесь к прессе.

— Я не отношу себя к прессе, — горячо возразил молодой человек, и брови его в удивлении поползли вверх. — Что за вздор?

— Мадам Капюрон-Биреева успела мне о вас кое-что рассказать.

Бенкс горестно вздохнул, уронив голову.

— Если вы об этом, то я не из «Жорнал», а… — Тут он просиял улыбкой, широким, театральным движением руки указал на здание газеты. — Я из «Таймс». И мог быть вам весьма полезен. Я беспрепятственно проведу вас к самому мистеру Оксу. А что касается принадлежности, телом, да, — я принадлежу «Таймс», а душа у меня свободная, потому я строчу статейки о дельцах с Уолл-стрит и параллельно работаю над футуристическим романом о русском докторе Иноземцеф.

Зои перевела на меня недоуменно-недоверчивый взгляд, словно вопрошая, как быть.

— Вас так просто не пропустят, — поспешил заметить писатель. — Несмотря на ваш несколько странный вид, юная медиум Габриелли, вас могут узнать, и тогда по велению вашего же папеньки отправят восвояси.