щеки. Шершавые пальцы прошлись по моей щеке, вызывая приятные ощущения.

— Тим, не надо.

— Почему?

— Я без тебя скучала, — сказала я.

— Я тоже. Чувствую себя глупцом. Не представляешь, чего я себе напридумывал, когда тебя не увидел дома.

— Даже знать не хочу, — ответила я.

— И правильно. Оставим это в прошлом, — сказал Тим. — Так скажешь, чего тебе купить?

Это было глупо, но я обрадовалась его появлению в моей жизни. Сразу поднялось настроение. Стало веселее. Захотелось жить. Тим стал приходить чуть ли не каждый день, сказав, что ушел с работы.

— И как же теперь? — спросила я.

— Через две недели выхожу на другую. Там буду ходить на пятидневку с выходными в субботу и воскресенье.

— И кем пойдешь?

— На склад кладовщиком, — ответил Тим. — Сейчас медкомиссию только пройду и два дня обучения.

— Ясно.

— А чего все грустишь? Или тебе не нравится, что мы будем чаще видеться?

— Не поэтому. Я все думаю, что будет, если анализы придут плохие.

— Ничего не будет. Мы с тобой поженимся. Купим тебе красивое белое платье с фатой, в которой потеряешься. Мне костюм с бабочкой. Рису бабочку напялим или галстук. Ну вот, ты уже и улыбаешься.

— Тим, это все хорошо, но зачем тебе…

— Как бы мы с тобой ни ссорились, но все равно вместе жить. Хочется нам этого или нет, но поодиночке нам тяжело жить. А вместе мы пройдем все. Любые проблемы решим.

— Думаешь, что получится?

— Ты хочешь жить?

— Хочу.

— Значит, ты будешь жить, не обращая внимания на любые диагнозы.

Мы сидели на диванчике в коридоре. Он держал меня за руку. Я чувствовала тепло и какую-то надежность. Уверенность, что все будет хорошо.

— Значит, не расстанемся?

— Нет, — уверенно ответил он. — Оставь мысли, что можешь меня бросить. Я тебе этого не прощу. И не смейся.

— И все я должна думать только о тебе, а не о себе.

— О тебе я подумаю сам, — ответил Тим.

Прошло еще пять дней. Я пошла на поправку. Мне стало легче. Осталось только поднять гемоглобин. Да и швы перестали гноиться. А там подошли и анализы. Все было в норме. Онкология не подтвердилась. Можно было жить дальше. Мне дали второй шанс, который нельзя было потратить впустую.

Я себя чувствовала, как человек, который стоит на перекрестке и ждет знака, который подскажет куда идти. Возвращаться к Тиму? К его безумной любви, которая напоминала болезнь? Выходить замуж? А что потом? Или начинать новую жизнь без него? Но справится ли он без меня? Сможет ли он меня отпустить? Не начнет ли преследовать? И чего я хочу?

Тим работал в день моей выписки. Он привез мне вещи заранее. Велел взять такси и отправиться сразу домой, но мне не хотелось садиться в машину. Хотелось немного прогуляться по городу, чтоб вспомнить, как это спокойно выйти из дома и куда-то пойти. В больнице этого я была лишена, как и была лишена в начале года. Поэтому вместо такси я шла по заснеженным улицам города и смотрела, как под лучами солнца медленно тает снег. Скоро наступит весна. И эту весну я встречу, как и следующую, и как весну, которая будет в мое пятидесятилетие. Я буду жить. Буду работать. Общаться с дочерью. Буду любить. А почему нет? Кто мне мешает? Кто меня может осудить за это? Почему после того, как дочь вырастает и поступает в институт, после того, как начинает встречаться с мужчинами, то мне надо ставить на себе крест? Я могу прожить еще столько же, сколько прожила сейчас. И прожить взрослой, осознанной жизнью. Другой жизнью. Без того, чтоб думать о воспитании ребенка. Без того, чтоб работать и думать, как выжить. Я могла сейчас пожить только для себя и своего удовольствия. Осталось понять, что я хочу?

Мне не хватало Риты. Я должна была ее увидеть. Поэтому первым делом я поехала к дочери. Нам надо было помириться.

Я не знаю, какие можно было найти для нее слова. Особенно после случившегося. Но для меня всегда проще было понадеяться на экспромт, чем на заготовленную речь. Хотелось верить, что мы не будем ругаться. Только я готовилась к ссоре.

Рита была дома. Она простыла и лежала с красным носом и больным горлом. Черные синяки под глазами. Потухший взгляд.

— Выглядишь плохо, — заметила Рита.

— Ты не лучше, — ответила я. — Пустишь?

— Да. Заходи, — ответила Рита. — Я давно не убиралась.

— Вижу.

Ноги прилипали к полу. На кухне горой валялась грязная посуда. Вещи были разбросаны по комнате. Рядом с вещами был мусор и остатки еды. Рита села на свою кровать и сложила на груди руки.

— Зачем пришла? — спросила Рита.

— Почему-то для меня, что диван, что кровать — это одно и то же. Я не вижу в них разницы. Странно?

— Что?

— Только сейчас об этом подумала. Вот смотри, я вижу кровать и диван, понимаю, чем они отличаются, но могу спокойно подумать, что ты сидишь на диване, хотя сидишь на кровати и наоборот.

— И ты пришла мне это сказать? — хмыкнула Рита.

— Приехала тебя повидать. Я в больнице все это время провела.

— Что случилось? — с тревогой спросила Рита. Тревога. Она все же за меня переживала и это было приятно.

— Уже все хорошо, — ответила я. — Как ты себя чувствуешь?

— Болею. А так… Я не знаю. Ничего не знаю и не понимаю, мам, — ответила Рита. С нее слетела вся спесь. Передо мной сидела расстроенная дочка. Вот такой она была, когда с ней случались неудачи. Только у нее раньше не было таких уж сильных неудач.

— Давай начнем сначала. Может удастся все исправить?

— Мы поругались. Он предложил, чтоб я попросила денег у людей. Написала бы в социальных сетях, что нахожусь в тяжелой финансовой ситуации. Жду ребенка. Он сказал, что люди любят помогать беременным женщинам. А я отказалась. Сказала, чтоб Игорь шел на работу.

— А в ответ было много отговорок: от мозоли на ноге до неудачного дня и плохого предчувствия, — сказала я.

— Забавно, но это правда, — ответила Рита. Улыбнулась. — Он же как большой ребенок! То требовал, чтоб я у тебя денег заняла без отдачи. То у людей хотел попросить. То требовал, чтоб я бросила учебу и пошла на работу. Мам, но разве это мужчина?

— Нет. Это не мужчина. Поэтому мы и расстались, — ответила я. — Он красиво ухаживает, говорит нужные слова, которые хочется услышать, а в быту при этом совершенно не приспособлен.

— Я не думала, что такие мужчины бывают.

— Бывают. Они разные.

— Мам, а