Глава 17

После пережитых волнений несколько месяцев я прожил, как богатый затворник. Этакий чудак, запершийся в своем огромном доме и не желающий никого видеть, кроме своих домашних. Повариха Светлана, вновь приглашенная моей женой, вначале посматривала на меня со страхом, затем с удивлением — чего же она так испугалась — и, наконец, ее прорвало на обычную болтовню. Стало быть, с кулинарными изысками у нас вновь был полный порядок.

«Вызовы» на места совершения преступлений я решил себе пока не устраивать. Надо отдохнуть от ненависти, от всех ужасов, в том числе и тех, которые творил я сам. Не зря ведь, все палачи или спивались, или сходили с ума. Казнить, даже самых отпетых злодеев, дело тяжкое и очень опасное для психики. Правосудие подождет. Да и вообще, не зря в писании сказано «аз воздам». Вот пусть Кураторы и воздают. Они, кстати, это и делают спокон веков. А я пока — а может, и вообще — отдохну. Посижу спокойно с газеткой, послушаю одним ухом свежие сплетни, принесенные поварихой, попишу рассказики про старичка, который хоть и был простым, да не был простачком и из всех невероятных ситуаций выходил не хуже Джеймса Бонда, только на русский манер. Газеты, телевизор, компьютер, долгие обеды и ужины. Спокойная, благодатная жизнь, по которой я так соскучился.

Две красивые женщины жили в моем доме и жили со мной — Наташа и Ленка. Иногда мы занимались сексом втроем, иногда порознь, а чаще я просто блаженно растягивался на кушетке, позволяя им делать все, что пожелают. Правда, с одним условием — первым номером должен идти массаж. Обычный, или тайский, или, там, западный, но непременно массаж. Я полюбил блаженную негу, которую охотно дарили мне две любимые женщины.

Но спокойная жизнь долгой не бывает, даже у миллионеров. Даже у мультимиллионеров, каковым я и являлся. Я, кстати, так до конца и не узнал, сколько десятков или сотен миллионов у меня было. Мои доверенные — надежные ребята, которые начинали со мной работать еще в конторе по разоблачению полтергейста — покупали и продавали акции, перепродавали недвижимость. Непрерывно умножали мой капитал, и сами неплохо зарабатывали. Я никогда не интересовался деталями этих операций — деньги давно стали мне безразличны. С тех пор, как, с некоторыми приключениями, я откопал клад и, с не меньшими, пожалуй, приключениями реализовал затем камешки, я полностью потерял интерес к деньгам. Я прозондировал мозги своих подручных, убедился, что они меня не обманывают и этого мне было достаточно.

Кроме того, я знал, что если понадобиться, то теперь я смогу найти не один десяток таких кладов. Или, еще проще — игра на бирже. С моими-то теперешними способностями! Иногда я лениво думал — не стать ли диктатором в какой-нибудь банановой республике? Но глава государства, пусть даже и диктатор, пусть абсолютный властелин, получает в довесок такую кучу обязанностей, такое сонмище обязательных дел, что мысль о короне абсолютной власти наполняла меня скукой. Возможно, если бы в характере было властолюбие… А так — нет, не стоит. У меня есть все, что я хочу.

И все же, иногда, особенно после двух месяцев спокойной жизни, меня стали посещать мысли о карьере политика — с быстрым продвижением в президенты. Или о создании, опутывающей земной шар, тайной организации, посредством которой, я мог бы незримо править миром.

Но надо ли оно — править миром? Стоит ли власть тех усилий, которые на нее придется затратить? Тех нервов? Того времени, наконец? Я чувствовал, что смогу достичь любой цели, но… зачем? Если бы я был обычным человеком… Слава, триумф, власть… Но сейчас, когда я обладаю невероятными возможностями и некоторыми знаниями о строении этого мира… Власть — тайная или явная — зачем она? Одна морока… Если уж ввязываться в драку, то не ради обычной человеческой мороки… Миссия, о которой говорили Кураторы… В чем же она будет заключаться? И почему они молчат? Не пора ли мне, используя свои новые способности, пригласить их на чашку чая? Но подсознательно я чувствовал — нет, не пора! Придет пора, и они сами скажут об этом. А пока — отдыхать, потом тренироваться, потом, может, для тренировки и создать то самое тайное общество… это, пожалуй, будет интереснее публичной политики…

Очередной гром грянул, как всегда, неожиданно. И в полном соответствии с известной поговоркой, пришла пора перекреститься. Меня вызвали Кураторы. На сей раз, никакого транса — произошло физическое перемещение моей персоны. Почувствовав вызов, и поспешно выйдя из комнаты, я не увидел за дверью коридора.

Зажмурился, заморгал, постепенно привыкая к яркому, голубоватому свету. Сконцентрировав внимание, сузил зрачки. Странное место. «Это — очень странное место», — вспомнилось, хотя и к месту, но, пожалуй, не вовремя. Да и не похож я на Алису, которой застенчивый математик-педофил рассказывал фантастические сказки. Другого он позволить себе не смел, и его нерастраченная сексуальная энергия выливалась в прекрасные, невероятные истории, оставшиеся благодарным потомкам на долгую память. А тело скромного математика-педофила давно истлело в земле. Равно, как и тело его маленькой возлюбленной. А души их, или, как выражались Кураторы, энергетические сущности, может быть, и встретились где-нибудь на далекой, зеленой, пасторальной планете, которую пора было заселять и, может быть, жили там, в единении не только духовном, но и плотском.

Вот, кстати, еще вопрос — встречаются ли любящие души после смерти, как мечтают об этом при жизни? Встречают ли умерших те, кто их любит? Помогают ли освоиться в новом мире? Рано или поздно каждый узнает ответ, только хочется — ох, как хочется знать это заранее.

Такие мысли лезли в голову, пока я осматривался. Огромный, ярко освещенный зал. Пол, стены, потолок — не то из горного хрусталя, не то… конечно же — из алмаза! Действительно, почему бы не соорудить настоящий бриллиантовый дворец? Или все же, всего лишь, хрустальный?

В кресле, посреди зала, сидела уже знакомая мне греческая богиня.

— Бриллиант, — сказала она, — это бриллиант, с голубоватым оттенком. Именно такие мне всегда нравились.

— Доброго тебе здоровьичка, царица наша небесная! — сказал я, подходя к прозрачному креслу, скорее даже трону. — Ниспошли матушка, благодать на мою грешную голову, — похоже, я слишком долго писал рассказы