наливаются бокалы, и произносится тост за новую жизнь Коли. Слух быстро разлетается среди соседей, и Коля понимает, что уже не может вернуться к своей истории. Соседи помогают ему упаковать его вещи, находят в его съемную комнату нового жильца и, наконец, провожают Колю на автобус. Он уезжает на Дальний Восток с выражением беспомощного недоумения на лице. Возможно, в каком-то смысле соседи тоже понимают, что история Коли – вымысел, но делают вид, что верят в нее. В конце концов, они живут скучной и однообразной жизнью в скучном и однообразном городе. Наконец-то появилось что-то интересное, нечто такое, что предоставит бесконечные возможности для большего вранья в последующие годы («Вы слышали, что случилось с Колей, когда он добрался до Владивостока?»).

Возможно, существование традиции вранья поможет объяснить свойственный многим русским талант рассказчика и непропорционально большую долю великих писателей: в России жили и писали Толстой, Достоевский, Пушкин, Белый, Пастернак и другие. Не исключено, что это как-то связано с их поиском золотой середины. Есть суфийское изречение, которое звучит примерно так: возьмите ложь, миф и факт, и так вы приблизитесь к истине. Пожалуй, вранье и миф – это золотая середина между ложью и фактом.

Я попытался в нескольких словах показать богатство и тонкость русского языка и подчеркнуть, что он является неотъемлемой частью русской души. Поэтому понятно, что многих в этой стране тревожит эрозия языка, вторжение английских и американских слов и выражений. Сегодня разговорный русский язык изобилует такими терминами, как «консалтинг», «менеджмент», «бизнес-ланч», «ваучер», «бонус», «пиар», «парковка», «бутик», «гаджет», «маркетинг», «имидж», «пентхаус», «хай-тек», «хайп», «ток-шоу», «пресс-релиз» – не говоря уже о бесчисленных элементах компьютерной лексики. Аналогичное лингвистическое вторжение произошло в области нью-эйдж, где язык пополнился словами: «биоэнергетика», «ченнелинг», «мастер-класс», «релаксация», «мантры», «гармонизация чакр». У каждого культа нью-эйдж есть свой собственный жаргон, который человек усваивает, когда вступает в группу, и который может формировать его образ мышления – а в этом обычно и состоит намерение культа.

С проблемой языкового вторжения сталкивается не только Россия. Во Франции издавна существует Французская академия, которая охраняет чистоту французского языка; однако в какой-то момент возникла потребность в более сильной защите – поэтому в 1994 году был принят закон, запрещающий неоправданное использование англицизмов и американизмов в публичной и официальной речи под угрозой крупного штрафа. Аналогичные меры вводятся в других странах, включая Россию, которая в 2005 году приняла Закон о защите русского языка, несмотря на противодействие либеральных интеллектуалов. Этот закон запрещает употребление слов, не соответствующих современному русскому литературному языку, но допускает такие, у которых нет общепринятых эквивалентов в русском языке. На практике необходимость таких исключений аргументировать довольно легко, так что этот закон фактически имеет ограниченное действие. Исландия, крошечная страна с населением всего около 364 000 человек, нашла свой собственный способ решения этой проблемы – иностранные термины переводят на исландский язык. Например, «компьютер» по-исландски – tolva, производное от слова, означающего цифру. Пример Исландии показывает, что даже очень маленькая страна может защитить свой язык, проявив решимость и сильное чувство национальной идентичности, особенно если у нее богатое литературное наследие, как у исландцев с их сагами и Эддой.

В России, с ее огромным населением, включающим множество этнических и языковых сообществ, эта задача кажется более сложной. Государственным языком империи Романовых много веков был русский. Подчиненные народы в Азербайджане, Туркестане или Якутии пользовались и родными языками, и русским, который играл роль lingua franca, имперского средства межнационального общения, подобно тому, как английский до сих пор используется в странах бывшей Британской империи. В коммунистический период русский язык агрессивно насаждался во всех национальных областях Советской империи, в результате чего многие коренные языки пришли в упадок или оказались на грани исчезновения. Сейчас новые независимые страны бывшего советского блока принимают ответные меры, и многие их граждане, особенно молодые, в качестве второго языка выбирают английский.

Итак, каковы перспективы русского языка как духовного? Мой российский корреспондент пишет:

«В советское время, когда миллионы образованных людей были убиты, подавлены и высланы из страны, роль русского языка как «выражения души» тоже снизилась. В то время русский язык использовался не для выражения, а скорее для сокрытия. Он был точь-в-точь как оруэлловский новояз. Я жил там и был свидетелем этого, и теперь я вижу, что после короткого перерыва перестройки та тенденция возвращается. Трагические события XX века сильно повредили и испортили душу и язык России, и мы не знаем, как они переживут XXI век»[226].

Англоязычные граждане, как правило, меньше русских обеспокоены языковым вопросом, поскольку знают, что их язык занимает доминирующее положение в качестве lingua franca международного масштаба. Но отупение английского языка и аналогичная ползучая тенденция к введению своего рода оруэлловского новояза должны вызывать озабоченность у всех носителей английского языка. Действительно, значение борьбы России за защиту своего языка как подлинного голоса своей души важно для всего мира.

Глава четырнадцать

Русская диаспора

Диаспоры, порожденные военными действиями, голодом, революцией или другими бедствиями на родине, зачастую оказываются полезными для остального мира. Так захват Константинополя османскими войсками в 1453 году спровоцировал бегство византийских ученых, и некоторые из них отправились во Флоренцию, взяв с собой греческие эзотерические рукописи, и положили начало флорентийскому герметическому ренессансу. Подобным же образом китайская аннексия Тибета в 1950-х годах привела к исходу далай-ламы и других представителей духовенства, и те распространили учение тибетского буддизма во многих других странах.

На протяжении веков российские диаспоры пополнялись множеством различных групп населения, которые искали убежища за границей; так поступали старообрядцы, радикальная секта духоборов и еврейские общины, спасавшиеся от периодических волн преследований. Массовый исход достиг своего пика во время революции и последующей Гражданской войны. Происходила утечка мозгов; например, в 1922 году по приказу Ленина из страны были депортированы около 160 человек – философов, ученых, инженеров, юристов, священников и так далее. Вместе с семьями они поднялись в Санкт-Петербурге на борт двух немецких кораблей – печально знаменитых «Философских пароходов». Эти суда доставили изгнанников в немецкий порт Штеттин (ныне польский Щецин), и оттуда люди направлялись в различные европейские города и вливались в диаспору. В их числе были философы Николай Бердяев и Иван Ильин, а также богослов и православный священник Сергей Булгаков. Позже в том же году еще более многочисленные группы интеллектуалов покинули страну через Одесский порт и на поездах. Так некоторые из лучших умов были вывезены из России, как груз зараженных отходов – но они, по крайней мере, избежали ГУЛАГа и расстрела, в отличие от многих из