– Если эту картину написал ваш друг и она продается, ябы хотел поговорить с ним о цене, – сказал человек с яхты, поворачиваясь кТомасу Хадсону: – Вы ведь Томас Хадсон?

– Вот именно.

– Ваша картина продается?

– К сожалению, нет, – сказал Томас Хадсон.

– Но бармен говорит…

– Он псих, – сказал Томас Хадсон. – Славныймалый, но псих.

– Мистер Бобби, можно мне ещё стопочку? – оченьвежливо попросил Эндрю.

– Пожалуйста, крошка, – сказал Бобби и налил емуиз бутылки. – Знаешь, что надо бы сделать? Надо бы нарисовать на этикеткетвою здоровенькую, прелестную рожицу и налепить ее на бутылки с джином вместоэтих идиотских пучков ягод. Хадсон, нарисовали бы вы этикетку для джина спрелестной мордочкой Энди.

– И тогда пустим в продажу новую марку, – сказалРоджер. – Есть джин «Старый Том», а у нас будет «Весельчак Энди».

– Финансирую предприятие, – сказал Бобби. –Джин можно гнать прямо здесь, на острове. Негритята будут разливать его побутылкам и наклеивать этикетки. Продавать можно шепотом и в розницу.

– Возврат к художественным ремеслам, – сказалРоджер. – Как во времена Вильяма Морриса.

– А из чего мы будем его гнать, мистер Бобби? –спросил Эндрю.

– Из рыбы, – сказал Бобби. – А также изкреветок.

Люди с яхты уже не смотрели ни на Роджера, ни на ТомасаХадсона, ни на мальчиков. Все их внимание устремилось теперь на Бобби, и вид уних был обеспокоенный.

– Так как же насчет полотна? – сказал все тот жечеловек.

– Какое полотно вы имеете в виду, уважаемый? – спросилего Бобби, опрокинув наскоро еще стакан виски.

– Вон то, большое, где три смерча и человек в лодке.

– Где? – спросил Бобби.

– Вон там, – сказал человек с яхты.

– Прошу прощения, сэр, но с вас, по-моему, хватит. Вынаходитесь в приличном заведении. Здесь у нас не бывает ни смерчей, ничеловеков в лодках.

– Я говорю вон о той картине.

– Не раздражайте меня, сэр. Никаких картин там нет.Будь здесь произведение живописи, оно висело бы над стойкой, там, где ему иполагается, и нарисована была бы на нем голая женщина в роскошной позе, вся какесть.

– Я говорю вон о той картине.

– Какой картине, где?

– Вон там.

– Я с удовольствием угощу вас сельтерской, сэр. Дляпротрезвления. И кликну вам рикшу, – сказал Бобби.

– Рикшу?

– Да. Если желаете знать правду. Вы сами рикша. Выпили,и хватит с вас.

– Мистер Бобби, – очень вежливо спросилЭнди. – А с меня тоже хватит?

– Нет, дружок. Конечно, нет. Наливай себе сам.

– Спасибо, мистер Бобби, – сказал Энди. – Этоуже четвертая.

– Да хоть бы и сотая, – сказал Бобби. – Ты жемоя гордость.

– Пошли-ка отсюда, Хэл, – сказал тому, кто хотелкупить картину, его приятель.

– Да мне хочется купить эту картину, – сказалпервый. – Если цена будет подходящая.

– А мне хочется уйти отсюда, – стоял на своемвторой. – Потеха потехой, но смотреть, как дети хлещут ром, – это,пожалуй, уж слишком.

– Неужели вы даете этому маленькому мальчикуджин? – спросила Бобби недурненькая блондинка, та что сидела в концестойки ближе к двери. Она была высокого роста, с очень светлыми волосами исимпатичными веснушками. Веснушки у нее были не как у рыжих, а как у блондинок,у которых кожа не обгорает, а покрывается ровным загаром.

– Да, мэм.

– По-моему, это мерзость, – сказаладевушка. – Это отвратительно, это мерзко и преступно.

Роджер старался не смотреть на нее, а Томас Хадсон сидел,опустив глаза.

– А что ему, по-вашему, пить, мэм? – спросилБобби.

– Ничего. Ему вообще пить незачем.

– Это, пожалуй, несправедливо, – сказал Бобби.

– Ах, несправедливо? Значит, отравлять ребенкаалкоголем – это справедливо?

– Слышишь, папа? – сказал Том-младший. – Я жеговорил, что Энди не следует пить.

– Из трех братьев он один пьет, мэм, поскольку вот этотмалый пить бросил, – попытался убедить ее Бобби. – Значит, по-вашему,справедливо лишать единственного из трех столь невинного удовольствия?

– Справедливо? – сказала девушка. – Да вычудовище. И вы чудовище, – сказала она Роджеру. – И вы тоже, –сказала она Томасу Хадсону. – Все вы мне омерзительны. Видеть вас не могу.

В глазах у нее стояли слезы, она повернулась спиной кмальчикам и к мистеру Бобби и сказала своим спутникам:

– Хоть бы вы вмешались.

– По-моему, это все в шутку, – сказал один измужчин. – Вроде того грубияна официанта, которого нанимают, чтобы ондерзил гостям. Или как блатной язык.

– Нет, не в шутку. Этот мерзкий тип наливает ему джина.Это же отвратительно, это же трагедия.

– Мистер Бобби, – спросил Томас Хадсон, – амне больше пяти не положено?

– Сегодня нет, – сказал Бобби. – Я не желаю,чтобы вы расстраивали даму своим поведением.

– Да уведите вы меня отсюда, – сказаладевушка. – Не хочу я на это смотреть. – Она заплакала, и двое ееспутников вышли из бара вместе с ней, а Томасу Хадсону, Роджеру и мальчикамстало не по себе.

К ним подошла вторая девушка – та, что была по-настоящемупрелестна. Очень красивое загорелое лицо, волосы рыжеватые. Она была в брюках,и Томас Хадсон сразу заметил, что сложение у нее замечательное, а шелковистыеволосы колыхались в такт шагам. Ему показалось, что он уже где-то видел этудевушку.

– Ведь это не джин? – спросила она Роджера.

– Нет. Конечно, нет.

– Пойду успокою ее, – сказала девушка. – Онауж очень расстроилась.

И пошла к двери и, выходя, улыбнулась им. Она была простопрелесть.

– Ну вот и все, папа, – сказал Энди. – Можнонам кока-колы?