Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вот это, Люба, ещё неизвестно. Моё чутьё подсказывает мне, что со смертью Маргариты Львовны эта история ещё не закончилась.
Василий и Люба так и проговорили до раннего утра. Да, они были по разные стороны баррикад, но в девяностые годы так всё перемешалось в жизни людей и в жизни некогда могучей страны, что все, в том числе и наши герои, по-другому стали смотреть на разность своих взглядов и положений.
– Я хочу, чтобы ты знала, – сказал Василий, прощаясь утром с Пожарской. – До тебя и после, у меня были мимолётные встречи, влюблённости. Но это быстро проходило. Такой как ты я на своём пути не встретил.
Василий ехал на дачу к Андрею и никак не мог ответить себе на вопрос, что же всё-таки испытывает он после этой встречи? Когда он понял, что «чёрный» старик это Люба, он вспомнил цыганку из далёкого семьдесят третьего, на вокзале знойного южного города. Её слова: «Разочарование большое у тебя будет. Да такое большое, что до конца жизни будешь страдать от этого. Запомни!». А сейчас, этим утром, он разочарования не чувствовал. «Почему? – спрашивал себя Куприянов. – Да не знаю почему. И знать не хочу. Люблю я её и всё».
ЭПИЛОГ
– Ну что, камни все в столице собрал? – спросил Василия полковник Габашидзе, двигаясь навстречу с дружеской улыбкой.
– Здравствуй, Михаил Ревазович, это ты о чём? – не понял вопрос начальника Куприянов.
– Ну как о чём? Ты зачем в Москву сорвался?
– А! – догадался Василий, что имел в виду Михаил. – Ты думаешь, настало время собирать камни?
– Да, я об этом. Выяснил кто обносил квартиры честных горожан?
Василий всю долгую дорогу от Москвы до южного города думал, что будет говорить Михаилу. Сказать всю правду? Раскрыть секрет Любы Пожарской? Нарушить своё обещание? Он сначала решил рассказать всё как есть, но с условием, что полковник не будет настаивать на продолжении расследования и тем более наказании Пожарской. «Да и как он себе это представит? – раздумывал Василий Иванович, – Миша не дурак. Он всё прекрасно понимает. Во время, когда ломают хребет всем привычным для нас вещам, бежать с флагом наперевес и кричать смерть врагам, глупо. Да и не будет этого делать Габашидзе. Но вешать на Мишу такой груз ответственности, тоже нет желания. Поэтому, Василий Куприянов, неси-ка ты эту ношу сам. А полковнику расскажи про Болотина и делишки покойной Маргариты Львовны». Так Василий и поступил.
– И всю эту информацию тебе дала Пожарская? – спросил Габашидзе, выслушав Василия.
– Нет, конечно. Она мне просто рассказала о том, что видела и слышала в те годы. А я уже сопоставил факты и выложил тебе свою версию.
– М-да! – многозначительно произнёс Михаил Ревазович. – Значит дело опять в подвешенном состоянии. Стоило из-за таких результатов всё это из двадцатилетней пыли доставать?
– Стоило, Миша, – уверенно ответил Куприянов. – Стоило. Теперь мне понятно, что всем этим руководила Терёхина. Что она была мозговым центром, а может быть и главарём банды. И ещё то, что надо искать последнего выжившего, то есть Болотина. Это главный исполнитель. Он до сих пор опасен. Надо его искать.
– Если он ещё жив.
– Чутьё подсказывает мне, что жив.
– Знаешь что, Василий Иванович, – Габашидзе недовольно махнул рукой, – шёл бы ты со своим чутьём. Оно кроме проблем нам ничего не доставляет.
– Что поделать, товарищ полковник. Таким уродился.
– Ладно, Василий, не сердись. Изложи всё на бумаге. Я подумаю, что с этим делать. Болта надо бы найти, тем более ты говоришь, что возможно он причастен к исчезновению этого паренька, хозяина квартиры. А это уже меняет дело.
– Я всё понял, – Куприянов задвинул стул, собираясь покинуть кабинет начальника. – Завтра с утра занесу рапорт.
– Не спеши, Василий, – остановил Куприянова Габашидзе, – присядь ещё на минуту.
Куприянов внимательно посмотрел на начальника. Что-то хитрое мелькнуло во взгляде Габашидзе. К тому же Михаил стал перекладывать на своём столе бумаги из одной стопки в другую. А это был знак того, что полковник волнуется. Василий опять выдвинул стул и присел в ожидании.
– Понимаешь, Василий Иванович, – начал говорить как-то робко Габашидзе, – когда ты настоял на возобновлении этого квартирного дела, я, по твоей просьбе, тормознул твои документы. Ну так вот…
– Миша! – Куприянов бесцеремонно прервал речь полковника, – Ты чего тянешь кота за хвост? Что-то случилось? Говори конкретнее, без предисловий.
– Я хочу, чтобы ты остался, – выпалил одним махом Габашидзе и вздохнул с облегчением.
Пауза казалась бесконечной. Василий никак не ожидал такого предложения. Не многим более двух месяцев назад, Михаил совершенно спокойно подписал рапорт Куприянова, и не было даже намёков на то, что надо бы ещё послужить. И вдруг такие перемены. Василий задумался. Он был совершенно уверен, что скоро придут документы и подполковник Куприянов сдаст служебное удостоверение и получит пенсион. А тут на тебе, новости.
– Откуда ветер дует? – спросил после размышлений Василий.
– Пока ты там ездил по столицам, случилось два события. Одно, как ты понимаешь, хорошее, а другое, легко догадаться – плохое. Вопреки здравому смыслу начну с хорошего. Лялин от нас уехал. Пошёл на повышение. Не знал, что буду рад его успехам.
– Видимо дышать стало легче, – высказал своё предположение Куприянов.
– Возможно. Спорить не буду. А плохое это то, что Фёдорова Сашу, начальника убойного, комиссуют. Заболел он серьёзно. Служить больше не сможет. Пойми меня, Василий Иванович, не могу я оставить такой важный отдел без опытного руководителя. Я над этим несколько дней думал. Кроме тебя назначить никого не могу. Одна молодежь. И у половины из них одно желание – денег заработать. К тому же главный твой раздражитель Лялин больше не помеха. Выручай, друг Василий.
Куприянов достал из внутреннего кармана пачку «Camel», заглянул в неё, осталась последняя сигарета. Василий достал, понюхал, покрутил её в руках и, положив на стол, спросил:
– У меня есть время подумать?
– Не-а! – помотав головой, ответил Михаил.
– Почему?
– Потому что если ты начнёшь думать, то завтра откажешься.
– Логично, – согласился Куприянов.
– Решай здесь. Решай, Василий.
Василий смял пустую пачку из-под сигарет и бросил её в урну, стоящую в углу кабинета. Пачка стукнулась о стену и отскочила прямо в урну.
– Надо же, – сказал Василий. – Попал. Значит это судьба.
– Ты о чём, – спросил полковник.
– Я о том, что придётся согласиться. Задумал: если в урну попаду – соглашусь. Попал.
Габашидзе встал, снял китель, повесил его на спинку кресла и расстегнул ворот рубашки.
– Вот же чёрт! – прошептал он, – Был уверен, что ты меня пошлёшь. Спасибо тебе, Василий Иванович. Не бросил меня.
Куприянов подошёл к Михаилу и, протянув ему руку, ответил:
– Если бы не съездил в Москву, наверное, не остался бы. Всё до этого казалось рутиной бессмысленной, неживой. А сейчас опять жизнь заиграла. К тому же в урну попал. Сам Бог велит мне остаться.
Друзья обнялись и Куприянов направился к выходу. Уже открыв дверь кабинета, он обернулся и спросил:
– А Лялин на какое повышение ушёл, куда?
– Господи! – воскликнул Габашидзе и вознёс руки к небу. – Зачем тебе это? Дался тебе этот дармоед?
– И всё-таки?
– В Ленинград…, то есть в Санкт-Петербург он уехал.
– На какую должность?
– Вот дотошный ты, Куприянов!
– Колись, Миша! Должность?
– В отдел собственной безопасности. Замначальника. Доволен?
Василий закрыл снова дверь и, засунув руки в карманы, смотрел на полковника.
– Да! – ответил на немой вопрос Габашидзе. – Да! Я написал ему хорошую характеристику. А ты, можно подумать, сделал бы по-другому.
Куприянов продолжал молча смотреть на начальника.
– Я выбрал из двух зол наименьшее. Или полковник Габашидзе должен был сделать всё, чтобы Лялин остался здесь? Что молчишь, Василий