– Заходили. Вызвали сестру хозяина, она присматривает за квартирой. Всё чисто. В жилище пусто. Никаких следов. А вот пятнадцатая у меня вызвала подозрения.

– Подробнее.

– Живет там наш клиент.

– В смысле?

– Бывший сиделец. Шесть лет по сто пятьдесят четвёртой.

– Ух ты! – удивился Куприянов. – Спекулировал в особо крупных или в составе группы?

– В сговоре с директором и товароведом сельхозкооперации. Сам был главным бухгалтером. Спекулировали мотоциклами. Ну я вдаваться в подробности не буду. Честно думал что всё, старик наш попался.

– Почему так?

– Да потому что это и был старик, маленького роста, широкоплечий и хромает на левую ногу. Но оказалось – промах. Не он это. Алиби у нашего бухгалтера.

– Хорошо проверили?

– Василий, тут плохо не получится. Хромает он от инсульта. За девять дней до кражи забрала его скорая. Сердечный приступ. Обратно привезли семнадцатого в пятнадцать двадцать с сиделкой. Из больницы он отлучиться не мог. Доктора, сёстры, санитарки, все подтвердили, что бухгалтер постоянно был в палате. А первые три дня вообще в реанимации валялся. Не тот старичок оказался.

– В общих чертах понятно, – Куприянов поставил точку в блокноте и захлопнул его. – По остальным квартирам что? Хотя бы в общих чертах.

Виктор рассказал все, что дошло до него по проверке остальных квартир на первом и четвёртом этажах. Картина была такой же.

– Теперь ты поверил в невидимку? – спросил с иронией Рыбак.

– Нет, друг мой Виктор. Проверю еще раз сам лично. А теперь расскажи как так быстро порешали с Никитой?

– Здесь, что называется, нашла коса на камень. У этого Наиля Мусаевича, нашего пострадавшего, старший брат знаешь кто?

– Кто?

– Член Центральной ревизионной комиссии. Зам самого Сизова. Теперь понятно?

– Ни фига себе! Наша фигура бьёт вашу.

– Приехала проверка. Кононенко тут же перекрасился и всё. Богатько стал неугодным элементом, да ещё и опозорившим самого Николая Семёновича. Всплыло сразу всё. Всего месяц назад закрывали глаза на его выкрутасы, а тут вдруг свалили всё в одну кучу. Короче, брякнулся наш Никита плашмя оземь со всего маху.

– Награда нашла героя. Но ты знаешь, Витя, такие ребята не тонут. Пристроится где-нибудь.

Чутьё как всегда не подвело Куприянова. Он, сказав это, ещё не знал, что через много лет встретится с Богатько при очень особенных обстоятельствах.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

ГЛАВА 21

1994 год 28 июня. 12:24

Василий вышел из метро на станции Бауманской. Повернул на Спартаковскую улицу и мимо бирюзово-белого Богоявленского собора, не спеша пошёл на встречу с Андреем Подгорным. На фоне захламлённой и неухоженной постсоветской Москвы, во дворе собора было чисто и чинно. Пожилой дворник, вежливо кланяясь, приветствовал прихожан, будто знал их всех в лицо и после каждого поклона продолжал аккуратно причёсывать траву под лапчатой елью. У калитки сидел нищий. Он качал головой и что-то бормотал себе под нос. Василий, проходя мимо обездоленного, достал из кармана две мятые голубые сотки и положил в серую кепку, лежащую на асфальте.

На Новорязанской улице, около полуподвального помещения с надписью над входом «Пельменная», Василий остановился и посмотрел на часы. Без десяти час. Вот– вот должен подъехать Подгорный. Через несколько минут в конце улицы появилась уже знакомая коричневая «шестёрка».

– Привет, Василий Иванович! – сказал Подгорный, закрывая машину. – Как добрался? Не заблудился в столице?

– Спасибо, нормально.

– Ну вот и хорошо. Пошли, – Подгорный скользнул по ступенькам вниз и распахнул скрипучую дверь пельменной.

Василий ожидал увидеть здесь типичную советскую закусочную. Но к своему удивлению внутри оказалось весьма прилично. Совсем не дорогая, но новая и очень аккуратная мебель. Приличные столовые приборы. Красивая белая посуда. Приветливые официантки, одетые в стилизованную под русскую национальную одежду униформу. Скорее это заведение было похоже на уютный недорогой ресторан, чем на простую пельменную.

– Ух ты! Законспирировались, – сделал заключение Василий, присаживаясь напротив Андрея. – С виду забегаловка, а внутри очень цивильно.

– И скажу тебе, здесь отлично готовят, Василий. Сейчас сам попробуешь.

Очень быстро принесли еду, и так как времени у друзей было в обрез, стали, не отрываясь от трапезы, обсуждать главную тему.

– Василий, – начал разговор Андрей, – я всегда говорил, что ты, чертяка, везучий.

– В чём мне опять повезло? – спросил Куприянов. – Не томи. Неужели я выиграл в лотерею?

– Практически да! Признаюсь, когда ты сказал, что тебе надо допросить Пожарскую… кстати, ты знаешь, как теперь её фамилия звучит?

– А как же! Я подготовился к встрече. Пожарская-Лейсбург. Правильно?

– Правильно. Так вот, продолжу. Тогда, когда ты заявил о своём желании, я почти на сто процентов был уверен, что это утопия. Я даже сразу хотел тебя расстроить. Но! Вспомнив о твоём необузданном везении, делать этого не стал. Подумал, чем чёрт не шутит. Надо попробовать. И вот мы у цели.

Василий положил столовые приборы и, облокотившись на стол, спросил:

– Когда и где?

– Не спеши, Василий Иванович, – нараспев ответил Подгорный. – Всё по порядку. Разве тебе не интересно как я решил эту задачу.

– Извини, Андрей! Был не прав. Конечно, мне интересно.

– Ты наверняка знаешь мужа Пожарской, этого Лейсбурга? И наверняка знаешь, кем он стал теперь.

– Знаю, – ответил Василий. – Заместитель министра. И ещё партнёр по теннису.

– И всё?

– А что-то есть ещё, чего я не знаю?

– Есть, Василий, есть.

Подгорный наклонился ближе к собеседнику, будто боялся что то, о чём он будет рассказывать Куприянову, кто-то подслушает. А в памяти Василия в этот момент всплыли воспоминания из далёкого семьдесят седьмого года.

1977 год. 6 мая. 22:56

В этот пятничный вечер Куприянов ждал Любу, как почти год назад, у служебного входа в театр. Василий не видел свою любимую женщину с того самого раннего утра первого июля прошлого года. Тогда, проснувшись рядом с ней, он не мог налюбоваться на возлюбленную. Она лежала на боку и дышала тихо-тихо, будто опасаясь колыхнуть воздух и разбудить Василия. Её пушистые ресницы слегка вздрагивали, видимо ощущали скорое пробуждение. Разве мог тогда предположить Куприянов, что увидит Любу в следующий раз, спустя долгих десять месяцев. Нет, не мог. После своего отъезда в Немчиново, Василий звонил Любе и несколько раз с ней разговаривал. Он пытался выбрать время и приехать, но не получалось. А когда наконец-то собрался, Люба уехала на съёмки. И уехала она надолго. Связаться, даже по телефону, Василий с ней не смог. И только вчера, после известия от Рыбака, Куприянов набрал домашний номер Пожарской и, как ни странно, она ответила. Разговор вышел коротким. Василий сказал, что он возвращается в город и хочет с Любой встретиться, на что та ответила достаточно сухо:

– Хорошо. У служебного входа, после спектакля. Поговорим. До завтра, – и не дождавшись ответа, повесила трубку.

Вот уже почти одиннадцать, а Любы всё нет. Василий не заметил, как за его спиной к служебному входу подкатила белая «Волга» с московскими номерами. Водитель из машины не вышел.

Пожарская появилась через полчаса. Василий заметил как она, прежде всего, бросила взгляд на белую «Волгу», затем спустилась по ступеням и подошла к нему.

– Здравствуй, Василий! Я уже думала, что никогда тебя не увижу, – сказала Люба, скользя глазами по лицу Куприянова.

– Здравствуй, Люба, – ответил Василий и замолчал.

– Что случилось? – удивилась Пожарская, заметив, как Куприянов впал в ступор. – У тебя всё в порядке? Ты здоров?

Василий ещё какое-то время держал паузу, потом взъерошил волосы и тихо сказал:

– Я так долго мечтал тебя увидеть, что никак не могу насмотреться.

– Ты сам выбрал эту разлуку, Вася, – сказала Люба и отвела взгляд. – Подожди. Я сейчас.

Пожарская подошла в белой «Волге», открыла пассажирскую дверь и сказала человеку, сидящему за рулём:

– Миша, нам надо поговорить с Василием. Ты езжай, не жди. Я сама доберусь.

После этого Люба вернулась к Куприянову и, решительно взяв его под руку, повела по улице. Некоторое время они шли молча. Люба