— Американка.

Кажется, это на некоторое время поставило его в тупик, и оно чем-то поговорил с другими, прежде чем снова обратился к ней.

— Кому принадлежит этот дом? Эта земля? Эта ферма?

— Мне, — твердо отвечала она на все поставленныевопросы. — Я — герцогиня Вайтфилд.

Снова обсуждение, снова немецкий, снова совещание. Онизамахали автоматами, предлагая ей отойти в сторону.

— Мы войдем в дом.

Она кивнула в знак согласия, и они скрылись в доме. Немногопогодя она услышала пронзительный крик с кухни. Очевидно, они напугалиЭмануэль. Вскоре двое солдат вывели ее, направив на нее автоматы. Она с плачембросилась к Саре, Сара обняла ее и прижала к себе. И они обе стояли и дрожалиот страха. По лицу Сары нельзя было заметить, что она боится. Она выгляделанастоящей герцогиней. Группа солдат стояла рядом, охраняя их, а остальныеосматривали дом. Они вернулись, когда подъехала новая колонна джипов. Тогда тотже солдат снова подошел к ней и спросил, где ее муж. Она сказала, что он уехал,и солдат показал ей ружье, которое она прятала у себя под подушкой. Сараказалась безразличной и продолжала наблюдать за ними. И пока она так стояла, изодного недавно подъехавшего джипа появился высокий худой офицер и направился кним. Солдат, исполняющий обязанности старшего, показал ему ружье и указал в сторонуженщин, что-то объясняя при этом, а затем — на дом, очевидно, сообщая, где былонайдено ружье. Она расслышала, как он произнес слово «американцы».

— Вы американка? — спросил новый офицерпо-английски с легким немецким акцентом. Сара была удивлена его безупречныманглийским.

— Американка. Я — герцогиня Вайтфилд.

— Ваш муж британец? — спокойно спросил он,разглядывая ее.

В другом месте и в другое время она сказала бы, что онкрасив. Возможно, они могли бы встретиться на каком-нибудь приеме. Но теперь былавойна, и они оба держались на расстоянии.

— Да, мой муж англичанин, — ответила она.

— Понимаю. — Последовала долгая пауза, онпродолжал смотреть на нее, обратив внимание на ее округлившийся живот. —Сожалею, но вынужден сообщить вам, ваша светлость, — вежливо обратился онк ней, — что мы должны реквизировать ваш дом. Мы разместим здесь нашихлюдей.

Она была потрясена и почувствовала, как в ней подняласьволна гнева, но не подала виду и молча кивнула.

— Я… я понимаю… — В ее глазах появились слезы. Она не знала,что ему сказать. Они забирали ее дом, над которым она трудилась не покладаярук. А что, если они никогда не уйдут отсюда? Что, если она потеряет его илиони его разрушат? — Я… — Она запнулась на этом слове, и он, оглядевшисьвокруг, спросил:

— Есть здесь… дом поменьше? Коттедж? Что-нибудь, кудавы могли бы переехать со своей семьей, пока мы останемся здесь?

Сара подумала о конюшнях, но они были слишком велики, и,возможно, немцы захотят и там разместить своих людей. Тогда она вспомнила одоме управляющего, где жила сейчас Эмануэль, а пока не был готов замок, жилиони с Вильямом. Он, конечно, подошел бы для них.

— Да, есть, — холодно ответила она.

— Могу я предложить вам остаться там? — Онпоклонился с прусским достоинством, глядя на нее примирительно. — Мнеочень жаль, что я должен… должен просить вас переехать сейчас… — он посмотрелна ее живот, — но я боюсь, нам придется ввести сюда большое число воинскихподразделений.

— Я понимаю. — Она пыталась говорить сдостоинством, как герцогиня, но внезапно почувствовала себя всего лишьдвадцатитрехлетней девушкой и очень испугалась.

— Вы сможете перенести все необходимые вещи сегоднявечером? — вежливо поинтересовался он, и она кивнула.

Здесь, в замке, Сара довольствовалась малым. Вещей Вильяматоже было совсем немного. Им приходилось столько работать, что у них не быловремени привезти из Англии свои туалеты.

Сара не могла поверить, что ей приходится покидатьсобственный дом, когда упаковывала одежду и еще кое-какие личные вещи. У нее небыло времени достать драгоценности из тайника, но она знала, что там они будутв сохранности. Эмануэль помогла ей упаковать кухонную утварь и кое-что изпродуктов, мыло, простыни и полотенца. Работы оказалось больше, чем онапредполагала, и ребенок плакал весь день, словно чувствовал, что случилосьчто-то ужасное. Было уже шесть часов, когда Эмануэль отнесла последние вещи вкоттедж, и Сара в последний раз остановилась в своей комнате, в комнате, гдеродился Филипп и где был зачат их второй ребенок, в комнате, в которой они жиливместе с Вильямом. Ей казалось кощунством отдать ее теперь им, но у нее не быловыбора. Когда она стояла, в отчаянии оглядываясь вокруг, вошел один из солдат,которого она не видела раньше, и заставил ее выйти, направив на нее винтовку.

— Schnell! — скомандовал он. — Быстро!

Она с достоинством спускалась по лестнице, но по ее щекамкатились слезы. Внизу солдат ткнул ее в живот концом винтовки, и вдруг внезапнораздался страшный крик, способный моментально вызвать испуг. Солдат отпрыгнул ипопятился, словно от огня, когда командир приблизился к нему. Это был тот самыйофицер, который говорил с ней утром по-английски. Теперь он был в такой яростина своего подчиненного, что солдат задрожал всем телом, затем повернулся к Сареи, извиняясь, поклонился ей перед тем, как выбежать из здания. Офицеррасстроенно посмотрел на нее, он явно был огорчен случившимся. И несмотря навсе ее усилия казаться невозмутимой, он заметил, как ее всю трясло.

— Приношу вам свои извинения за отвратительные манерымоего сержанта, ваша светлость. Этого больше не случится. Могу я отвезти вас вваш дом?

Ей хотелось ответить, что она у себя дома, но она былаблагодарна ему за то, что он остановил сержанта. Тот легко мог выстрелить ей вживот ради забавы, и при этой мысли у нее закружилась голова.

— Благодарю, — сухо сказала она. Идти было далеко,а она измучилась за день. Ребенок брыкался весь день, очевидно, чувствуя еегнев и ужас. Она плакала, упаковывая свои вещи, и чувствовала себя совершеннообессиленной, когда садилась в джип.

Пока офицер заводил мотор, несколько солдат наблюдали заним. Он хотел показать им, как они должны были вести себя. Он уже объяснил имэто. Они не должны трогать местных девушек, убивать домашних животных радизабавы и ходить в город пьяными. Им приходилось все время сдерживать себя илистолкнуться с его гневом и, возможно, совершить путешествие обратно в Берлин,чтобы быть отправленными куда-нибудь еще. И солдаты обещали выполнять еготребования.

— Я комендант Иоахим фон Манхайм, — представилсяон. — Мы очень благодарны вам за то, что пользуемся вашим домом. Мне оченьжаль, что это может вызвать у вас неприятные чувства. — Они ехали побольшой аллее, и немец взглянул на нее. — Война — трудное время. —Его семья очень много потеряла во время Первой мировой войны. И тут он удивилее, спросив о будущем малыше: — Когда вы ждете ребенка? — Как это нистранно, но он казался гуманным, несмотря на форму, которую носил, но Сара непозволяла себе забывать о том, кто он и за кого сражается. Она снова напомнила себе,что она герцогиня Вайтфилд и должна быть вежливой с ним, но не более того.