Неистовая Данка посмотрела на меня укоризненно, но отчасти, я бы сказал, понимающе.

– А сержант Георгиев справится с этим? – уточнила она.

– Серый, справишься? – спросил я.

– Если чисто вскроем коробку и там действительно будет доступ к сети – справлюсь, тарищ майор, – нахмурил белёсые брови Георгиев. О том, что он был классным спецом по части связи, РЭБ и компов (последнее в наше время стало уже откровенно вымирающей профессией), знали все в нашей бригаде. Собственно, за то самое я его в этот рейд и взял. Кстати, по дороге, на редких остановках, когда Мадам Подпол включала комп, он часто беседовал с ней о его технических характеристиках и даже давал какие-то, судя по всему, дельные советы – правда, я из этих их умных разговоров не понял и десятой части.

– Ну, раз так, пошли! – сказал я.

– Прямо сейчас? – удивилась Мадам Подпол.

– А чего тянуть? А вы, товарищ подполковник, с остальными сидите здесь и прикрывайте нас. Так сказать, мониторьте окрестности своим прибором и в случае опасности присылайте связного. Лучше всего – вон его, Хамретдинова. Рации не включаем категорически и верим в свою военную удачу…

В общем, с полчаса мы потратили на уточнение разных мелких деталей. После чего моя небольшая группа начала осторожно спускаться к дороге, прилипая к стволам деревьев и вскидывая стволы на любой шорох. Но, в общем, было тихо, и по дороге, на наше счастье, никто не ехал.

Впереди спускался Киквидзе с автоматом наперевес и двумя «Иремелями» за спиной, за ним я, потом освобождённый от груза своей вечной рации Георгиев, с компом в обнимку и, замыкающей, Светка Пижамкина со своей «снайперкой» наготове.

Выйдя к обочине, к доступному «оку» камеры месту, я помахал нашим. Тут вступила в игру Машка Тупикова со своим «Подсолнухом». «Подсолнух» (уж не знаю, кто и за что его так назвал, может, разработчики сильно уважали Ван Гога или жареные семечки, кто же их разберёт?) больше всего напоминает гибрид небольшого телескопа и тубуса для чертежей, на сошках, с прикладом, пистолетной рукояткой и хитрым оптическим прицелом. Предназначен он для ослепления оптики (прежде всего вражеских снайперов), и камеры ему вполне по зубам.

В общем, Тупикова навела на камеру луч не самой большой мощности и начала помаленьку давать импульсы, гарантирующие камере засветку (вроде солнечного зайчика, только посильнее), после чего я одним прыжком оказался у столба, перекинул «калаш» за плечо, влез на столб (благо камеры стояли невысоко) и от души налепил на оба объектива по горсти заранее размоченной земли, заначенной для такого случая в левом набедренном кармане моих камуфляжных штанов. С этого момента они ослепли окончательно и по вполне естественной причине – грязь, она и в Америке грязь… Конечно, был риск, что, утратив картинку с камер, пиндосы сразу пришлют сюда вертолёт с ремонтниками, но в это мне что-то слабо верилось – дорога узкая, на столбах провода, и сесть здесь даже самой мелкой «вертушке» явно проблематично, можно несущим или хвостовым ротором за провода задеть, как не фиг делать. Разве что здешние ремонтники на бронемашине приедут, но это точно произойдёт не скоро, учитывая здешние расстояния между населёнными пунктами. Пока обнаружат, пока приказ поступит, пока соберутся, пока заведут, то да сё…

Дорога была всё так же пустынна.

– Алан, Света! Смотреть за дорогой и воздухом в оба! – скомандовал я. – Серёга, ко мне!

Через считаные секунды запыхавшийся Георгиев был рядом со мной. А я уже ковырялся с запором висящей на столбе коробки. Запиралась она, как сразу же выяснилось, без всяких затей, универсальным ключом, вроде используемого танкистами «лючника». Ну а при наличии у любого уважающего себя сапёра набора всяческих отвёрток-резаков и прочих полезных в хозяйстве железок (а куда же без них в нашем деле?) открыть замок было не сложно.

– Смотри, что там, – сказал я, наконец открыв коробку и взяв автомат на изготовку.

Георгиев деловито полез внутрь, благо коробка висела на уровне груди взрослого человека.

– Ну, что там? – поинтересовался я.

– Разъёмы вроде есть. Вполне типовые, довоенные.

– Тогда работай!

Открыв и запустив комп, Георгиев извлёк из него два шнура, концы которых воткнул в соответствующие гнёзда на коробке. А потом присел на землю и начал профессионально «крошить булку», порхая пальцами по клавишам.

– Ну и как оно? – спросил я, напряжённо всматриваясь в окрестности. Пока всё было тихо.

– Подключился, – доложил Георгиев и усмехнулся: – Они, тарищ майор, нынче что-то совсем мышей не ловят, или общее состояние техники и программного обеспечения у них откровенно удручающее. Ладно мы, но даже у нас какие-то относительно сложные коды для доступа выдумывают, а здесь…

– А что здесь?

– А у них тут код «00000000». На дебилов. Я толком не успел программу по подбору комбинаций запустить, как оно уже подобралось…

– «Восемь нулей» – это их код разблокировки управления запуском стратегических ракет. Старый, ещё 1960—1980-х. Тогда их офицеры просто блокировали на пультах все кнопки, кроме «0», чтобы тупые солдатики ничего случайно не нажали. Они, как видно, решили, что новое – это хорошо забытое старое…

– Тогда точно дебилы…

– Ладно, гений доморощенный, допрежь времени не радуйся. Что у них там, кстати?

– Да примерно то, что нам и надо, тарищ майор. По этим оптоволоконным кабелям идут информационные каналы передачи данных, в том числе один кодированный, явно административный или военный, плюс местное телевидение, которое нынче, как и везде, тоже идёт по кабелю. Я, как мне и было приказано, начал копировать всё, что можно, большего-то мы всё равно не можем…

– А куда уж больше-то?

– Эх, знать бы про это раньше… Можно было бы, к примеру, им какой-нибудь вирус засадить…

Компьютерный вирус… Почти забытое слово из позапрошлой жизни, такое же, как, к примеру, «мобильный телефон» или «личный автомобиль»…

– Кстати, тарищ майор, пока можете глянуть на движущиеся картинки с местного телеканала.

Я осмотрел окрестности. Было по-прежнему тихо. Киквидзе и Пижамкина бдели недреманно, всматриваясь в окрестный лес и дорогу. Я закинул автомат за спину и, присев на корточки рядом с Георгиевым, заглянул в монитор.

Там какой-то мужик, в чём-то вроде армейского ОЗК и лёгком респираторе, вёл репортаж на фоне каких-то жуткого вида оплавленных городских руин, которые буквально закрывали горизонт. Говорил он (точнее сказать, звука почти не было из соображений маскировки, но зато внизу экрана шли субтитры, и основное содержание репортажа можно было понять в основном из них), насколько я понял, что-то о постоянных радиоактивных осадках, которые очень усложняют жизнь в Восточной Европе. Причём в нижнем левом углу экрана светилась надпись, что это «Warszawa. Poland», т. е. «Варшава. Польша». Опаньки. Интересно, а когда это Варшава успела превратиться в подобие Хиросимы? Вообще-то это Нью-Йорк был частично снесён и выгорел после того памятного атомного взрыва в гавани, в самом начале (я это ещё успел увидеть по телевидению, поскольку связь глобально обрушилась чуть позже), а Варшава сейчас представляла собой вполне обычный, предельно обезлюдевший, обветшавший и обнищавший европейский город, без света, тепла и прочих удобств. Но ведь там и сейчас жили люди (причём даже довольно много людей, я там пару лет назад был пролётом), да и не было в Варшаве никогда каких-то больших боёв (даже во время исламистского восстания), а уж тем более атомных бомбардировок. Тогда откуда взялись эти жуткие руины? Похоже, врёт эта «свободная демократическая пресса» как сивый мерин, причём в который уже раз…