со шкафиком между ними; на дальнем конце комнаты находился буфет очень хорошей работы; рядом с ним была третья кровать. Комната освещалась двумя окнами; перед одним стоял письменный стол, около другого было два складных тюфяка. Здесь также находилась клетка с прекрасным какаду, которого один из офицеров начал учить говорить «Банзай», но это было очень трудно для птицы, слышавшей до сих пор только русский язык.

Посреди комнаты стоял стол, семь стульев, небольшой диван и лежали два седельных вьюка; убранство ее дополняли два столика черного лакированного дерева с перламутровыми инкрустациями. Инженер-механик сидел с несколькими офицерами за столом, занимаясь и куря папиросы; он встретил меня чрезвычайно радушно, перезнакомив с остальными членами общества.

Вечером я пошел по берегу моря в новый город, где, кажется, все дома без исключения были превращены в госпитали. Гавань поражает своей красотой — Ляотешань с высоты своих 1500 футов господствует над всем заливом. Тигровый остров лежит прямо против самого города, образуя два фарватера для входа на внутренний рейд, а Золотая гора, расположенная на противоположной стороне входа в гавань, защищает адмиралтейство со стороны моря. Прямо внизу лежала затонувшая «Паллада», а четыре железные дымовые трубы, поднимавшиеся из почерневшей кучи железного лома, являлись единственным остатком большего плавучего масляного резервуара.

Пошедшие ко дну броненосцы, — эти беспомощные чудовища — казалось, заполняли собой весь небольшой внутренний бассейн. Три плавучих госпиталя, из которых один был на половину затоплен, стояли на якоре под самым Тигровым островом, а видневшиеся из-под воды дымовые трубы и мачты указывали место погребения нескольких мелких судов. Новый город превосходно распланирован, с красивыми улицами, бульварами и даже общественным садом, хотя пока он еще в зачаточном состоянии. Тяжелое впечатление производило множество бродячих бездомных собак; особенно бросился мне в глаза прекрасный сеттер-гордон, который с тревогой бегал по кладбищу, часто садясь на задние лапы и оглашая окрестность жалобным воем; но эти бедные животные нашли себе добрых покровителей в лице японцев.

После падения Порт-Артура. В центре японский командующий генерал Ноги и А.М. Стессель

Смотря на город, трудно было поверить, что он так недавно перешел в руки других владельцев: везде поддерживался образцовый порядок и некоторые купцы торговали очень бойко. Нигде не было ни буйств, ни грабежей; дети ходили в школу и женщины гуляли по улицам в полнейшей безопасности. На извозчичьих биржах стояло много дрожек, но само собою разумеется, что особенными преимуществами при найме пользовались военные. Было издано распоряжение, запрещавшее нанимать дрожки долее, чем на три часа; эта мера была необходимой предосторожностью ввиду того, что правительству могло вдруг внезапно понадобиться большое число лошадей, которые при таком порядке вещей могли быть собраны через очень короткое время.

Кучером нанятых нами дрожек был красивый молодой русский, очень веселый шутник; он сразу погнал лошадей со скоростью десяти миль в час, причем покрикивал не только на каждого встречного, но и на все попадавшееся ему по дороге. Навстречу к нам шел полк солдат, и я вполне естественно предположил, что наш крикун-извозчик даст им пройти, немного свернув с дороги. Этого однако же не случилось! Он продолжал свои громкие возгласы, и весь полк сделал пол-оборота, чтобы уступить нам дорогу. Я нарочно упоминаю об этом факте для указания на полнейшее отсутствие чего-либо похожего на высокомерие со стороны победителей. Обыкновенно военная оккупация несет с собой известную дозу официального насилия, но эти образцовые солдаты сами добровольно стушевывались и становились на второй план, предоставляя первенствующую роль в управлении городом китайцам.

Глава XII

Порт-Артур. Повреждения, нанесенные бомбардировкой. На затонувших кораблях. Действие навесного огня. Посещение 203-метровой горы. Опустошение. Не похороненные мертвецы. Дом Алексеева. Снова на «Тайнан-Мару». Отъезд в Японию. Посещение адмирала Того. Расставание с Японией.

На следующее утро мы все поднялись в семь часов. Ванн не было, но в зале — или вернее в кухне, наши вестовые приготовили нам большие тазы с горячей водой. Когда мы с Яманаши начали рассуждать после завтрака о наших намерениях на этот день, главный инженер-механик очень любезно предоставил в наше распоряжение один из-захваченных у русских паровых катеров для более удобного осмотра броненосцев.

Прежде всего мы побывали на «Палладе», затонувшей на другой стороне внутренней гавани, как раз напротив дома командира порта.

Войдя туда, мы увидели, что русские пытались ее зажечь, так как на ней ясно сохранились следы пожара. Лежавшие на палубе угольные мешки, уголь, старые тросы, прикрытые листовым железом, оказались совершенно бесполезными для защиты палубы от японских снарядов, один из которых пробил всю эту нагроможденную рухлядь также легко, как лист писчей бумаги. Весь находившийся на палубе горючий материал был насквозь пропитан маслом: деревянные части совершенно сгорели, а нижняя железная палуба так изогнулась от действия огня, что заклепки торчали во все стороны; мы поминутно спотыкались на них и это очень затрудняло осмотр судна. Надводная его часть была сильно повреждена; дно между тем, по-видимому, осталось целым.

На «Пересвет» мы поднялись с некоторым затруднением по очень слабо укрепленному парадному трапу, поручни которого были совершенно уничтожены. Палуба представляла картину разгрома и разрушения; также, как и на «Палладе», все находившееся здесь было пропитано маслом и зажжено. Передняя башня, или барбет была полуразрушена; орудия и станки разбиты в дребезги, хотя казалось, что орудия еще возможно исправить. Снаряд сбил наполовину верхнюю часть барбета и на палубе лежала одна из его тяжелых верхних плит; остальная часть башни вся расшаталась и представляла сходство с лопнувшим гранатовым яблоком. Мостик был уничтожен; попавший в боевую рубку японский снаряд привел ее в полную негодность и кроме того при взрыве в нескольких местах пробил палубу. Все закоптело и искривилось от действия пожара; железные части, находившиеся поблизости, были разрезаны на куски, похожие на лохмотья марселя, сорванного ветром с лик-тросов[28]. Огонь докончил разрушение всех частей, уцелевших от действия японских снарядов; стоя на мостике, один из наших матросов случайно заметил еще тлевший в одном месте огонь. Сильно пострадали также и дымовые трубы: одна из них имела вид безобразной груды изогнутого железа. Задний мостик находился почти в таком же состоянии разрушения, как и передний, хотя свирепствовавший на судне пожар сгладил много следов повреждений, нанесенных японскими снарядами. Дно корабля было цело, но повреждения в машинном отделении оставались пока еще тайной, обнаружить которую можно было только выкачав оттуда всю воду.

«Ретвизан» получил почти такие же повреждения: верхушки барбетов были совершенно сбиты, а станки орудий разбиты вдребезги. Взобравшись на вершину разрушенной башни и ежеминутно рискуя сломать себе