он опасается, что располагает только очень ограниченными средствами для доставления мне желаемого комфорта. Подробно расспросив меня о моих домашних, он в свою очередь рассказал мне о своем семействе, но когда я попросил его поделиться со мной воспоминаниями о его блестящих боевых подвигах, он отнесся к этой просьбе крайне сдержанно и тотчас же переменил тему разговора, сказав: «Если вы желаете осмотреть укрепления, я завтра пошлю с вами моего ординарца. Он находился здесь при мне безотлучно во все время осады и может дать вам самые подробные объяснения».

Конечно, я с благодарностью принял его любезное предложение. Угощая меня папиросами и сигарами, он сам курил маленькую серебряную трубку. Принесли горячего саке и мы взаимно выпили за здоровье друг друга; затем я простился с ним, вспомнив, что мы своим приходом помешали ему заниматься. Он поручил позаботиться обо мне своему адъютанту, очаровательному молодому человеку, раненому во время последней решительной атаки осколком снаряда в голову и потому еще до сих пор носившему повязку. Он нашел нам помещение для ночлега в третьей линии блиндажей. Хотя внешний вид этого помещения не внушал особенного доверия, потому что оно все колыхалось при каждом нашем движении, но внутри оно было устроено очень комфортабельно. Стены, завешенные циновками, груда красных теплых одеял и пылающая жаровня придавали ему уютность и провести в нем холодную ночь было более чем приятно.

Все трое, адъютант, Яманаши и я, воздали должную честь присланным генералом папиросам, апельсинам, сладостям и бутылке саке, оценив их по достоинству. Но все это оказалось только вступлением: за ними последовал такой существенный обед, как будто бы мы находились в Токио. Были поданы ветчина, вареные яйца, рис, рыба, яичница, а в заключение род рагу из мяса с китайской капустой. Это последнее блюдо было прислано не только для удовлетворения нашего голода: японцы придают ему особое символическое значение, — оно должно выражать глубокое дружественное чувство, которое питает посылающий к тому, кто его получает, и я глубоко благодарен генералу за воодушевлявшее его доброе намерение. Извинившись за неизбежное отсутствие своего начальника, адъютант сказал: «Я специально уполномочен заместить его, и в знак дружбы мы вместе приготовим и вместе съедим это блюдо».

На принесенную жаровню с угольями поставили кастрюлю. Рядом, на боковом столе находились нарезанное очень тонкими ломтями сырое мясо, овощи, сои и другие приправы; с помощью палочек мы положили мясо в кастрюлю, добавив туда воды, сахару, соли и особой сои превосходного качества, приготовляемой исключительно только в Японии. От времени до времени мы переворачивали мясо; когда оно было готово, каждый выбрал себе кусок для того, чтобы сообразно со своим вкусом оставить его с кровью или же вполне дожарить. Только самые близкие друзья едят это кушанье вместе; я слышал раньше об этом японском обычае и, понимая его внутреннее значение, чувствовал себя очень польщенным оказанным мне таким знаком расположения.

Вестовой принес еще несколько одеял, вторую жаровню, свечи и спички; я лег и сладко заснул тем приятным безмятежным сном без всяких сновидений, который обыкновенно следует за утомительным днем.

Утром нас разбудил резкий звук рожка, и мы тотчас же встали. Все необходимое для моего комфорта было заранее предусмотрено, вплоть до большего таза с горячей водой. Однако мне удалось вымыться лишь самым поверхностным образом, потому что на зубной щетке быстро образовывались ледяные сосульки, а на полотенце замерзала вода, так что я был рад скорее окончить свой туалет.

Кучки солдат под открытым небом мылись у проруби в речке; особенно много времени они употребляли на чистку зубов, разгуливая кругом с торчащей изо рта зубной щеткой и потом снова усердно принимаясь за чистку. После завтрака я пошел проститься с генералом Ихинохи и поблагодарить его за гостеприимство. Он находился в своем оригинальном садике. В разговоре, продолжавшемся некоторое время, он снова выразил свое удовольствие по поводу нашего личного знакомства и подарил мне в знак дружбы пару теплых вязаных перчаток работы одной из своих дочерей и теплое нижнее белье из красной фланели. Нельзя было сделать мне более подходящего подарка, принимая во внимание суровую зимнюю погоду! Вскоре пришел его ординарец в полной походной форме и окончательно простившись с генералом, я отправился осматривать лагерь и все укрепления.

Многим частям войск, приготовлявшимся к выступлению на север, производились смотры по ротам и полкам. Меня удивило очень большое количество рядовых, занимавшихся изучением различных сигналов на рожке. Ординарец объяснил этот заинтересовавший меня факт тем, что из строя выбывает такой значительный процент убитых горнистов, что необходимо постоянно обучать новых для замещения вакансий убитых. Мы поднялись вверх на гору, следуя по сухому руслу потока, на каждой извилине которого встречались ямы, блиндажи, осколки снарядов, фуражки и окровавленные обрывки платья, — бьющее в глаза доказательство упорного артиллерийского обстрела, которому подвергалась вся местность. Японские солдаты быстро убирали эти кровавые следы. Безусловная необходимость строжайшей гигиены вполне ясно сознается всей армией поголовно и никогда не оставляется на поверхности земли ничего, что могло бы служить источником заразы. Этому пониманию гигиенических требований армия обязана поразительно малым числом заболеваний, удивившем весь мир.

В том месте, где русло горного потока сузилось и сделалось совсем тесным, начинались удивительные работы японских саперов. Мы вступили в ряды окопов для стрелков и параллелей, тянувшихся на много миль и представлявших чудеса человеческого ума и трудолюбия. Труд, требовавшийся для исполнения этих саперных работ, должен был быть гигантским! В некоторых местах в почве были прорыты туннели; в других громадные перекрытия из дерева и песку доставляли солдатам необходимое прикрытие от осыпавшего их града снарядов. Мы шли по траншеям этих дивных апрошей до форта, названного в честь генерала — «Ихинохи»; это было не постоянное укрепление, но очень сильная позиция, прикрывавшаяся из дюжины других фортов огнем ружей и пулеметов. Кроме того, в ней находилось совершенно прямо пробитое отверстие в старую китайскую стену, — глубокая, хорошо защищенная траншея шириной с английскую проселочную дорогу. Эта китайская стена, обложенная вдобавок к тому мешками с песком, представляла вполне безопасное прикрытие для расположенных здесь стрелков и пулеметов. Снаружи оборонительную силу позиции усиливал глубокий ров; внутри нее были выкопаны ямы для защиты людей от снарядов. Около трехсот ярдов выше, почти по совершенно прямой линии вверх, находилась Сигнальная гора, откуда смело и мужественно развевался японский флаг и между двумя орудиями большего калибра неподвижно, как изваяние, стоял часовой.

У дула одного орудия было сбито около трех футов; подъемные приводы обоих были уничтожены; везде виднелись царапины и зарубки, а некоторые места были буквально выжжены порохом