— Я знаю, что это сработает. Я уже применял это средство. Очень много раз… За мою долгую жизнь, Шура.

Из-за Анет… Он принимал это, чтобы утихомирить свои нездоровые чувства к ней.

Я пересекла комнату и встала всего в нескольких сантиметрах от разделяющей нас бархатной шторки.

— Я помню, ты хотел мне что-то показать… Помнишь, ты говорил? — спросила я, задумчиво царапая себе запястье.

— Я не забыл, дорогая Шура. Через пару дней я обязательно покажу тебе это место. Оно тебе понравится, я в этом уверен.

Готова поклясться, я расслышала его улыбку.

Ширма раздвинулась: Агний в черном облачении — черных брюках и кофте — был безукоризненно красив, если не считать легкого беспорядка в прическе.

Нежным прикосновением к его ладони я взяла его за руку, испытав при этом целый залп волнующих эмоций. Подведя его к креслу, стоящему у пылающего камина, я усадила Агния.

Прихватив расческу с туалетного столика, где хранилось немало других парфюмерных флакончиков и принадлежностей, я приступила к бережному расчесыванию его белокурых локонов, сопровождая каждое поглаживание скольжением кончиков пальцев по шелковистым прядям.

Я мельком взглянула на лицо Агния — его глаза были блаженно прикрыты, уголки губ слегка приподняты.

— …Ты не похожа ни на одну из тех, что я встречал, Шура, — нарушил безмятежную тишину его голос.

— И что же отличает меня от остальных? — осведомилась я, оставляя расчёску и опускаясь в соседнее кресло напротив него; пламя жарко полыхало в камине, грея кожу.

— Ты… Естественна, Шура, — отозвался Агний, плавно кладя ногу на ногу. — В тебе нет ни капли фальши, лукавства или корысти. Признаться, поначалу я воспринимал тебя как простую деревенскую девицу, оступившуюся в дебрях нелегкой жизни. Но теперь… — он замолчал, во взгляде появился созерцательный отблеск. — Твоя скромность и доброта затмевают все мыслимые и немыслимые сложности в жизни любого, ты — маяк искренности среди моря притворства.

Я пристально смотрю на мужчину. Что-то во мне недовольно тем, как он про меня высказался. Что-то во мне хочет показать ему, что я не та девушка, которую он описывает. Не так уж много во мне этого… света.

— Я заранее прошу прощения за свою следующую слепую догадку. Ты девственница, Шура? — тихо вопрошает он, и поначалу мне даже кажется, что я ослышалась.

— … Зачем спрашиваешь? — мой голосок едва слышен.

Глаза Агния сверкнули недобрым интересом, после чего застыли на огне в камине.

— …Я не смел и надеяться, что догадка моя окажется верной. Ведь жених у тебя имеется… — он опускает глаза, понизив голос. — Невинная, красивая и покладистая… Шура, прошу, выслушай историю моей жизни. Выслушай и вынеси свой приговор. Осуди меня справедливо.

Агний медленно приподнялся на ноги, его действия были донельзя элегантны. Он опустился передо мной на колени, его руки крепко сжали мои. Я не шевелилась. Возможно, боялась спугнуть таинство исповеди.

— Все эти века я неистово желал покинуть пределы этого поместья. Но я прикован к нему. Повязан своими же грехами, как и каждый здесь. Кошмары преследуют меня ночи напролет… — Агний склоняет голову к моим коленям, как в молитве. — Самая невинная душа, прошу тебя, вынеси мне суд….. Лишь ты обладаешь властью над такими, как я. Я бесконечно счастлив, что в моей жизни появилась ты, Шура. Значит, я еще не пропал. Покуда не отвернется от меня чистейшая душа, у меня еще есть надежда… В твоей воле развеять мрак, или отречься от вердикта.

Искренние волнения в его речи затронули что-то глубоко внутри меня, пробуждая чувство сострадания и сочувствия.

Тронутая откровенностью, я опускаю ладонь на его голову, ощущая приятную шелковистость волос под пальцами.

— Поведай мне, Агний. О своей судьбе.

По какой-то неведомой причине вурдалак во мне дремал. Но может ли это быть затишьем перед вьюгой?.. Вурдалак хотел услышать его историю. Возможно, так же сильно, как и я.

— Моя человеческий век был недолог. — начал Агний. — Мне было всего двадцать семь, когда… Черная Княгиня пригласила служить ей. — в его глазах — затравленный глянец, отражение тьмы, терзающей его каждую ночь. — До нее моя жизнь была похожа на сказку, сотканную из нитей изысканности и роскоши. Я рос избалованным чадом. Мои родители были знатоками моды, господствующими над всеми буржуазными домами, украшавшими окрестности Чернограда. Наша фамилия была созвучна с элегантностью. Среди блеска дворянских приемов я, будучи еще мальчишкой, исследовал мир светских тонкостей, ни разу не повстречав душу, родственную моей. Невинность я потерял непозволительно рано… Но я всегда был одинок.

Агний вздыхает, прижимаясь щекой к моему колену.

Мои пальцы нежно касаются его лба, а он продолжает: — Но однажды в моей жизни появилась она. Анет. Мы были внешне подобны друг другу, но отнюдь не родственники. Как будто Бог расслышал мои мольбы и отправил нас навстречу друг другу. Тогда мне казалось, что я смогу разделить с ней всю свою жизнь… Но я ошибался. — голос Агния затихает, взгляд затуманивается сожалением.

На нас снова опускается мертвая тишина. Я легонько поглаживаю его по волосам, будто успокаивая расстроенного ребенка, уткнувшегося в мои колени.

— В то время началась гражданская война между Черноградом и Белоярском. — продолжает Агний. — В такие времена людям не нужны шикарные платья и костюмы. Мой род разорился из-за той войны… Родители Анет выставили ее кандидатуру на выгодный брак с каким-то купцом, торгующим жемчугом. — голос Агния был ровным, отрешенным, каждое слово произносилось так, словно он рассказывал чужую историю. — Я тогда пригласил ее на один из зимних приемов, которые устраивались в Чернограде. Как же я тогда напился, Шура. Никогда раньше я так не напивался.

Воцаряется тишина, я перестаю его поглаживать. От неприятного предчувствия по коже пробегают мурашки.

— Что ты с ней сделал, Агний? Что ты сделал с Анет? — мой рот пересыхает.

— Я лишил ее невинности. Это был первый день после ее венчания. Я принудил ее. И это… — Агний склоняет голову, его скулы заостряются, а плечи напрягаются. — Это положило ей конец. Анет не выдержала позора.

Агний глубоко вздохнул, и его следующие слова были произнесены каким-то чужим, далеким голосом.

— На следующее утро ее тело было выловлено из моря сетями судна, принадлежащего ее мужу.

Мое колечко на пальце становится чересчур горячим, и я не успеваю его толком снять, как оно вдруг разламывается пополам.

Я вскакиваю, в расширенных глазах застыли непролитые слезы. Картина бедной Анет, лежащей бездыханной в морских пучинах, слишком ярко встает передо мной.

Мужчина потянулся взять меня за руки, но ярость прорезала мое нутро, и я отпрянула, отвесив ему звонкую пощечину.

Раздавшийся шлепок гулко разнесся по