которое он понес из-за… тебя. Кто же следующий? — дразняще протянула она. — Неужели не права я? В глубине души ты прекрасно осознаешь, что погубишь их. Они все будут обречены на страдания по твоей воле.

Я старалась заглушить ее слова, концентрируясь на своей задаче. Но мне это не удалось.

— Нет!!! — в отчаянии выкрикнула я, в порыве негодования плеснув на зеркало водой. Мое отражение лишь расхохоталось — леденящий душу звук разнесся по ванной.

— Отдай мне свою душу, и никто больше не пострадает. И о нашем бренном теле я тоже хорошенько позабочусь, — проворковало отражение с недобрым придыханием.

Я встретилась с ее бездушными глазами в зеркале, зажав крестик в кулачок со смесью решимости.

— Нет, — шепнули мои губы.

Бросив последний взгляд на злорадное отражение, я отвернулась и поспешила прочь.

* * *

Спешу в северное крыло особняка, поднимаясь на четвертый этаж. Воздух тяжелеет от предвкушения, когда я приближаюсь к его комнатам. Сердце учащенно забилось, в голове проносится миллион мыслей.

Не успеваю постучать, как дверь со скрипом приоткрывается, являя взору тускло освещенную гостиную.

Внутри таинственно плещутся тени, создаваемые мерцанием лампадки с красной каемочкой, стоящей на столе.

С настороженностью вхожу внутрь, обшаривая глазами каждый угол в поисках его. Но в комнате никого нет. Тишина и покой царят здесь.

Мой взгляд падает на книгу в раскрытом виде, лежащую на столике, ту самую, что держал в руке Казимир. Любопытство берет верх, и я в нерешительности приближаюсь к ней.

Перелистывая черные страницы, понимаю, что это молитвенник с жуткими рисунками исхудавших больных и какими-то неизвестными знаками, выведенными на их телах. Что же это может быть?..

Вдруг что-то выскальзывает между страниц и опускается на пол.

Поднимаю его, и у меня перехватывает дыхание. Это рисунок. Тот самый рисунок, который нарисовал Кирилл с моего тела, тот самый, что я принесла в свою комнату и он исчез на следующий день. Но только… На нем были нанесены новые детали. Мое лицо было замазано чем-то красным. На животе, руках и ногах были какие-то непонятные символы.

Прежде чем я успеваю осмыслить подтекст находки, чья-то рука сжимает мое запястье.

По инстинкту мои ногти вытягиваются в острия, готовые к защите.

Резким движением выдергиваю руку, попутно задевая шелковый шарф с шеи Казимира.

Шарф падает на пол, и я испуганно вздыхаю, замечая характерные отметины от жестокого удушения на шее мужчины.

От потрясения и беспокойства произношу слова, едва переходящие в шепот: — О, боги… Кто сделал это с тобой?

Казимир, повернувшись ко мне спиной, неспешно заматывает шарф обратно, его поведение необычайно спокойно.

— Тот, кого я презираю больше всего на свете, — отвечает он с затаенной горечью. — И я готов на все, лишь бы он сгинул.

Моран? Он говорит о Моране? Кусочки головоломки начинают складываться в единое целое.

— Почему пришла сюда? Снова.

Я прикусываю губу. Действительно, зачем? Мне сделалось страшно, и первое, что пришло в голову, — бежать к единственному человеку, который способен сдержать вурдалака внутри меня. Кто сможет помолиться за мою душу, чтобы она освободилась от мрака. К нему.

— Мне нужна помощь. Она появилась передо мной, Казимир. Нечисть разговаривала со мной. Она намерена полностью завладеть моим телом… Но для этого, насколько я поняла, ей нужно мое согласие на то, чтобы завладеть моей душой.

— Так не давай согласия. — его губы сомкнулись в тонкую бледную линию, когда он неслышно прошел мимо, чтобы взять с захламленного столика лампадку.

Стоило ему скользнуть по мне цепким взглядом, задержавшись на рисунке, как его слова с особой остротой прорезали воздух: — Рисунок был в камине. Я вытащил его, чтобы использовать как закладку.

Не дожидаясь моего ответа, Казимир жестом велел мне последовать за ним наверх.

Сердце бухало в груди, заставляя довериться. Крест, висевший у меня на шее, приносил некое облегчение: прохладный металл успокаивающе действовал на меня.

Мы поднялись по скрипучей винтовой лестнице, завывающий ветер проникал в маленькое, закопченное оконце, возле которого теплилась единственная свечка. Поднявшись, попали на пыльный чердак. Казимир принялся зажигать расставленные по комнате свечи.

Помещение было заставлено остатками забытого времени — старинные часы, до сих пор тихо отбивающие мгновения, затянутые паутиной серванты, стулья и письменные столы, собирающие пыль. В центре комнаты Казимир расчистил место на необъятном столе, накинув на него льняное покрывало. В свете мерцающих свечей плясали пылинки, и я с трудом сдерживала приступ чиха, разглядывая открывшуюся передо мной картину.

— Встань сюда, на колени, — приказал Казимир низким и властным голосом, указывая на стол уставленный свечами.

Я подчинилась: забралась на стол и ощутила на себе весь груз от его взгляда, пока он неотрывно наблюдал за мной.

— Пламя реагирует на тебя теперь иначе… Твоя энергия утекает на что-то непосильное, — пробормотал он и взглянул на меня в упор через огонь.

Его темно-голубые глаза буравили меня напором.

— Кто-нибудь просил тебя о чем-то? Сделать что-то или пообещать?

Невольно нахмурившись, я погрузилась в воспоминания. А потом, как удар молнии, пришло осознание. Нет, этого не может быть… Это было слишком нелепо.

— Меня попросили всего лишь выслушать историю и в конце высказать о ней свое суждение. — заикаясь, проговорила я. Ветер снаружи превратился в неистовую воющую монофонию.

Рука Казимира задержалась на поясе рясы.

— И ты уже вынесла свое суждение?

Я качнула головой, отмечая про себя непонятное чувство облегчения. Выражение мужского лица смягчилось, и напряжение в комнате несколько спало.

— Не делай этого. Кто бы это ни был, меня это не касается. Но чтобы ты знала, если все-таки решишь выполнить это обещание, то взвалишь на свои плечи половину его греховного бремени. Этот человек, может быть, сознательно или бессознательно, сделал тебе предложение разделить с ним свое душевное мучение.

Я отвела взгляд в сторону. Не может быть… Мог ли Агний сознательно стремиться втянуть меня в свою тьму?

«Да, да, разумеется, мог. Он ведь мечтал сбросить с себя оковы грешника и воспользоваться тобой, невинная душа, чтобы забрать все его муки», — заговорщически подсказывал мне чужой внутренний голос.

— Нет. Этот человек действовал неосознанно. — твердо прошептала я. — Я верю, что со мной бы он так не поступил.

Казимир на мгновение задержался, стоя ко мне спиной.

— Как скажешь.

Затаив дыхание, я наблюдала, как он расправил плечи, и расшнурованная ряса слетела на пол, оставляя его в одной лишь полупрозрачной блузе и черных брюках.

— Что ты собираешься со мной делать? — прошептала я, замечая, как мое тело постепенно наливается небывалой тяжестью.

— Ты сама пришла ко мне. Насколько же надо быть отчаянной, чтобы отдаться