– Кэт! – тоном наставницы окликнула Сирень. – Мне нужна твоя помощь.

Иду. Как не помочь в таком серьезном деле?!

– Что делать? – останавливаюсь перед ней.

– Закрой глаза и помолчи, мне нужно провести небольшую проверку, – обыденно приказала она, передавая спящего мальчишку Малине.

Всего-то? Я послушно прикрыла глаза и в наступившей мертвой тишине некоторое время терпеливо ждала, когда мне разрешат их открыть. А потом вспомнила, что могу смотреть сквозь веки внутренним зрением, и попыталась себя настроить. Почему-то вышло не сразу, а когда получилось, я даже растерялась от изумления. Вокруг меня мягко гасли зеленоватые всполохи, а прямо перед лицом цвело белое пламя.

«Что происходит?» – попыталась выкрикнуть я, но язык отчего-то не послушался. Запаниковав всерьез, почти успеваю распахнуть глаза, но в этот момент меня подхватил невесть откуда взявшийся смерч и, закружив до тошноты, до боли в висках, потащил куда-то в темноту.

Все было неправильным. И совершенно не таким, как всегда. Еще не проснувшись окончательно и даже не открыв глаза, я уже чувствовала, что все вокруг стало чужим, незнакомым и необъяснимым. Хотелось сосредоточиться, задуматься о происходящем, понять, что случилось… но мысли бродили в голове бесцельно и неприкаянно, как вырвавшиеся зимой на свободу козы. Вроде все то же самое, но нигде нет ни клочка травки, ни ветки с листочками. А все многоцветье мира безжалостно урезано всего до двух цветов, черного и белого, и последний явно доминирует. И свистит в пустом поле бесконечная студеная пурга, забивая промерзлые белые крошки в шерсть до самой кожи.

«Нет, Катька, не раскисай», – одергиваю себя, пытаясь собрать вялые мысли в мало-мальски связную кучку. Нужно что-то вспомнить, что-то очень важное, я это определенно знала… но никак не могу найти в путанице рассуждений. Со мной часто бывает: увижу по телику актера или шоумена, и ведь знаю назубок, и как зовут, и на ком женат, и фамилию сто раз раньше называла, а в этот момент не могу. Путается в уме что-то похожее, вот точно знаю, не оно, но отделаться никак не получается. Есть, конечно, на такой случай один смешной, но верный способ: нужно вдумчиво повторять таблицу умножения, начиная с единицы, меня ему еще в первом классе мама научила.

А кстати, про маму… чем там у Сирени проблемы с сыном закончились? Мне почему-то плохо конец процедуры запомнился, вроде она помочь просила и я даже подошла к саркофагу…

От нахлынувшего воспоминания об уносящем меня смерче в голове снова закружилось, и сразу возникло страшное подозрение. Неужели меня еще раз затащило в дыру между мирами, как в то несчастливое утро? И если так, то куда же выкинуло в этот раз? Я заторопилась, попыталась открыть глаза, осмотреться, но почему-то никак не получалось. Вначале такое осторожное и неуверенное, но навязчивое предположение, что со мной стряслось что-то очень скверное, крепло с каждой минутой.

«Да что за напасть!» – расстроилась я и протянула руку потрогать, что там у меня с лицом. Но рука почему-то не протянулась, как я ею ни дергала. У меня вообще было чувство, что руки меня не слушаются. Словно отсохли. И одна, и вторая. Тогда я попыталась шевельнуть ногами. Вначале ничего не происходило, но после отчаянной третьей попытки возникло ощущение движения. И в тот же момент оттуда, где были ноги, донеслись странный скрежет и глухое шарканье. И эти неправильные, невозможные звуки расстроили меня просто до отчаяния.

Нет, это слуховая галлюцинация… или совпадение. Чем бы я могла так скрести, если хожу в мягких сапожках?

Но на всякий случай стоит проверить. Я резко дернула ногой – скрежет повторился. Дернула два раза подряд, неприятный лязг повторился два раза. Еще минуты две я повторяла свои опыты, пока окончательно не убедилась, что ошибки быть не может. Однако паниковать не стала, попытавшись найти происходящему логичное объяснение.

Несколько минут я терпеливо обдумывала разные предположения, пока с досадой не признала – слишком мало еще у меня фактов, чтобы делать какие-то выводы. Зато обнаружила, что постепенно начинаю соображать все четче, и, порадовавшись этому обстоятельству, тут же сама себе выдала задание. Придумать способ проверить, что с глазами. И скоро выяснилось, что изобретать ничего не нужно, достаточно напрячь память.

Была у нас в интернате одна девочка, такая гибкая, что могла пальцами ноги почесать себе голову. И все мы, глядя на нее, тоже пытались научиться, почему-то тогда это казалось очень нужным умением. Вот и я тренировалась, и хотя особых успехов не достигла, но все же кое-что могу. Привычно изогнувшись, пытаюсь дотянуться ногой до лица… и вдруг с изумлением обнаружила, что не лежу на постели, как считала до этого мгновения, а сижу на корточках. Именно такие ощущения вдруг возникли у меня, а затем я почувствовала и твердый пол под босыми ногами, и руки, вытянутые вперед и в стороны и к чему-то привязанные.

Легкая паника, охватившая меня в этот миг, стремительно вырастала в истерику, и пришлось приказать себе не распускать нюни. Истерика это именно то состояние, какого не следовало допускать ни в коем случае. Уж это-то я выучила на всю жизнь.

Поэтому пару раз медленно и с чувством повторила про себя таблицу умножения и снова предприняла попытку дотянуться ногой до подбородка.

Исходя из того что руки привязаны и свалиться я не смогу, насколько возможно откидываюсь назад, повиснув на цепях, и тянусь ногой к лицу. Плотное покрывало удалось зацепить пальцами с первого раза, и меня вначале даже поразило такое везение. Но когда ткань упала и я наконец смогла рассмотреть свои руки, все остальные мысли и рассуждения на некоторое время перестали существовать.

Я почти сразу поняла, что именно означает увиденное мной.

Вот поверить было намного труднее. Мысли заполошно метались в голове, как куры, которых пытается поймать заигравшийся щенок. Не помогала даже таблица умножения. В душе горело яростное желание выдрать из стен намертво вмурованные толстые цепи и пойти крушить все и всех подряд. Да так, чтобы ни одной вещички целой не осталось, чтобы летели вслед клочки и истошные крики. Я даже подергала свои цепи и поочередно, и вместе, но быстро убедилась, что здесь все сделано на совесть. Или на страх?!

Только после того как немного остыла, пришло ясное понимание: именно потому меня и посадили на цепи, когда была еще в бессознательном состоянии, что боялись этой безудержной ярости. А значит, не отпустят до тех пор, пока не убедятся, что я не опасна. Стало быть, мне позарез нужно изобразить кротость и покорность. И пусть в школьном театре у меня не нашли особых талантов, заявив, что лицо маловыразительное, здесь я постараюсь сыграть свою роль на «отлично». Ведь на моей нынешней морде никакой выразительности не предусмотрено самой природой.

Я подоткнула под себя покрывало и, опустившись на ноги, принялась продумывать план.

Для начала решила не кривить душой хотя бы с самой собой. Вот почему я упорно называю свои нижние конечности ногами? Когда на самом деле из тела торчат корявые и огромные, не меньше семидесятого размера, лапы. Издали похожие на петушиные, а вблизи отлично видны чешуйки, шипы и острейшие когти. И рук у меня теперь тоже нет, вместо них – гигантские крабьи клешни, крепко прикованные за те места, где должны быть запястья, массивными металлическими браслетами. А цепи растянуты в стороны таким образом, чтобы я никак не могла одной клешней дотянуться до другой. Все правильно, ведь крабьи клешни легко перекусывают металл, и проблем с освобождением в противном случае для меня бы не существовало.