Еще с полчаса я с интересом осваивала постепенно просыпающиеся ощущения и открыла массу интересных особенностей, о которых и не подозревала раньше. Ну то, что Фуссо видел в темноте, я подозревала и прежде, а теперь убедилась воочию. Или это не совсем правильное выражение? В настоящий момент я не вижу глазами стен, пола, цепей и собственных клешней, в камере нет ни одного источника света. И окон нет. Зато чувствую все до мельчайших подробностей по изменениям температуры. Естественно, интенсивнее всего свечусь в темноте я сама.

Еще чутко слышу все происходящее за пределами толстых стен. Сопение нескольких охранников за дверью меня даже позабавило. Кроме того, оказалось, что мой новый организм тонко воспринимает запахи, каким-то десятым даром ощущает почти незаметные колебания камней пола и стен, а также прекрасно ориентируется во времени суток. Например, я прекрасно знала, что сейчас ночь чуть перевалила за тот мрачный промежуток, который здесь называют ведьминым часом.

Разумеется, я не из примитивного любопытства изучала возможности своего нового организма. Ведь другого у меня нет, значит, нужно знать о его достоинствах и недостатках как можно точнее.

И постараться больше никому не доверять, достаточно и тех ошибок, за которые заплатила собственным телом.

Если бы я могла плакать, то, дойдя до этого рассуждения, обязательно почувствовала бы на щеках соленые капли, но в этом теле, как выяснилось, такая функция не предусмотрена. Да я даже глаза прикрыть не могу, нет у меня теперь ни век, ни ресниц. «Зато понятно, зачем на мою голову намотали плотное покрывало», – вздохнула я по привычке, и из пасти вырвалось сердитое шипение.

Все, хватит себя жалеть, ничего этим не изменишь. Пора приступать к разработке плана действий. Обиды и выяснения отношений я отбросила сразу. Нет, не насовсем, просто отложила в дальний уголочек памяти. И мечты о побеге, тщательно просчитав варианты, тоже отмела как несбыточные. Чтобы бежать, нужно иметь как минимум представление о том, куда бежать и чем потом заниматься. А посвятить свою жизнь копанию погребов или цирковым фокусам я всегда успею.

Значит, делаем вид, будто ни на кого не сердимся и никого не хотим убить. Трудновато, но не невозможно. И лучше всего это прокатит, если я прикинусь потерявшей память. Нет, не совсем, чтобы не отправили в подземелье к другим крабам, а так, наполовинку. И разговаривать тоже не стоит, впрочем, я и сама пока не знаю, доступно ли мне это умение. Как же попробовать? Оглянувшись на дверь, за которой сопят гольды, уже приоткрыла было пасть, да захлопнула снова.

Опять чуть не сглупила – может, и у них слух не хуже моего? Поэтому нужно придумать, что сказать. Попросить пить? Нет, не хочется. Тогда есть? Что-то внутри включилось от этой мысли, и я решилась.

– Мясссо-о… – прошуршало так оглушительно, что я даже загордилась, надо же, а говорю-то я намного громче, чем Фуссо.

И только минут через пять, не дождавшись из соседней комнаты никаких признаков суматохи, начинаю понимать, в чем дело. Это я просто слышу теперь намного лучше, чем говорю. А как же тогда Фуссо выдерживал общество шумных ведьм и звонкий голос князя? Ведь он должен был вонзаться в мозг, как острый нож. А краб не выказывал никакого недовольства, интересно, просто терпел или у него есть способ снизить восприятие звука? Вернее, теперь у меня.

После нескольких экспериментов и небольшой тренировки в ушных щелях все же обнаружились створки, которые сжимались, если звук становился нестерпимо громким. Правда, для определения этой способности мне пришлось немного поскрести когтями пол, но на какие хитрости не пойдешь ради науки.

Продолжая изучать свои возможности и строить планы, я не переставала следить за звуками, раздававшимися за пределами ближайших помещений, и осторожные шаги услышала задолго до того, как они прозвучали под дверью в мою камеру.

Зазвенел в двери ключ, скрипнули петли.

Даже не оглядываясь, по тепловому силуэту понимаю, кто стоит в проеме, и, несмотря на свое твердое решение не поддаваться эмоциям, начинаю закипать.

Ну почему именно он? Что, у всех остальных не хватило совести или смелости первыми посмотреть мне в глаза?

Он немного постоял на пороге, потом решительно шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

«А почему не проснулся ни один гольд?» – вдруг запоздало спохватилась я, ведь шел он, не таясь, и с дверью возился спокойно, не волнуясь, что поймают. Значит, имел право? Но в таком случае хоть один лупоглазик должен был вскочить, чтобы проверить, кто это звенит ключами.

Не сходится. Следовательно, он знал, что не разбудит их. И тогда получается, что не так-то он прост, как я считала.

– Кэт, ты уже проснулась?

А голос у него красивый. И почему-то очень виноватый. Ну уж нет, вот это он зря. Я-то прекрасно знаю, кто и насколько виноват в моем нынешнем горе. И не собираюсь отыгрываться на невиновных и детях.

– Дассс… – как художественно я теперь умею шипеть, – давноссс.

– Это хорошо. Сейчас я тебя освобожу, и мы отсюда уйдем. Я их всех усыпил. Они забыли, что я маг, – отпирая кандалы на моих клешнях, спокойно вещает он, – и не знают, что за эти годы прочитал все магические книги, какие впрок заготовил для себя Роул. Вот и все, идем.

Но я в таком шоке от услышанного, что не могу не то что идти, а и выговорить хоть слово.

– Кэт, ты все поняла? Уходим.

– Эриссс… – Как ему объяснить, что у меня совсем другие планы?

– Кэт, некогда. Я все приготовил, нужно торопиться.

– Нетссс… я не пойдуссс…

– У тебя что-то с ногами? Не слушаются? – пытается догадаться он. – Ты пробуй, заставляй их шевелиться. У меня тоже не сразу пошли, но мозг у краба тогда был маловат, мне не хватало места. Потом я догадался, как его можно увеличить, тебе сейчас должно быть проще.

– Эриссс… где твояссс комнатасс? Пойдем тудасс… – приняла решение я.

Оставаться дальше в этой камере просто глупо, его детское самоуправство все равно скоро раскроется. Но бежать в неизвестность глупее в сто раз. Мальчишка не понимает возможностей своей матери: каким бы сильным он ни был магом, она все равно его отыщет. И легко догадаться, кому из нас тогда придется собирать шишки.

– Зачем? – Мой освободитель сердито хмурит брови. – Отсюда нам ближе к выходу.

– Эриссс, не надо к выходуссс, – как трудно говорить убедительно и мягко, когда в голосе не звучит никаких эмоций.

– Ты боишься? – догадался он. – Не бойся, я все продумал. Здесь говорить нельзя, я тебе потом все объясню. Ну, Кэт, ну не упрямься!

– Этоссс тысс упрямсс, как оселссс! – рассердилась я. – Посссслушшшай меняссс, не надосс уходить.

– Ладно, – внимательно посмотрев на меня, вздохнул мальчишка. – Раз ты так решила… Только знай, больше такого случая не будет. Теперь она начнет все время за мной следить, и ведьм для охраны штук сто приставит.