– Ничего! Ты к ним не пойдешь. Поселишься в меблированных комнатах. Как только синяки сойдут, вернешься в Питер.

– А если полицейские захотят убедиться, что я действительно у Перелыгиных? Телеграмму от моего имени кто угодно может дать. На телеграфе паспорт не требуют.

– Господи, об этом я не подумал… Черт, черт! Придется впутывать Перелыгиных. Поживешь у них. Заодно сэкономим деньги.

Мы закрыли дом и пошли на станцию. Пока ехали из Лигово на Петергофский вокзал, Костик показал мне листочек, на котором расписал, как потратим полученные от Пятибрюхова сто рублей. Увы, большая их часть ушла бы на погашение долгов: домовладельцу, мяснику, зеленщику, дворникам, Степаниде. А вот оставшаяся, по мнению Костика, должна была быть потрачена исключительно на него: студенческий мундир и фуражка, кожаный портфель и ремень, сорочки, etc. Оплата моего обучения в его расчеты не входила. Даже о новых панталонах я мечтать не могла. Мне полагались лишь билеты до Москвы и обратно и рубль на злосчастную телеграмму матери, что я, якобы, нахожусь у Перелыгиных.

– Я к ним жить не пойду! – заявила я.

– Почему?

– Как объясню свой приезд?

– Придумай что-нибудь.

– Что именно?

– Понятия не имею. Почему всегда я должен за тебя думать?

– Потому что ты устроил этот кошмар! Нет, извини, в Москву я не поеду. Будь, что будет. Я не хочу никому врать и притворяться. Едем домой.

– Тогда лучше сразу в сыскную, – усмехнулся Костик. – Дашь там Крутилину показания. Процесс над Пятибрюховым будет громким. А потом ты, наконец, осуществишь свою мечту.

– Какую из них? – спросила я.

– Петь в ресторанном хоре. Или ты надеешься, что после твоих подвигов тебя примут в гимназию?

– Я тебя ненавижу, – заявила я.

На Петергофском вокзале я сказала брату:

– Ладно, будь по-твоему, я еду в Москву. Но остановлюсь в меблирашках.

– Нет, у Перелыгиных.

– А если они поведут меня в баню?

Взяв извозчика, мы переехали с Петергофского вокзала на Николаевский. До отхода пассажирского поезда оставалось двадцать минут. Мы побежали в кассу.

– Билет в третий класс, пожалуйста, – попросил Костик.

Я не стала с ним спорить, хотя понимала, что после двух бессонных ночей неспособна высидеть на деревянной скамье третью. Просто решила про себя, что в поезде доплачу два с полтиной за второй класс.

– Семь рублей пятьдесят копеек, – озвучила стоимость билета кассирша.

Я подала ей один из червонцев, что дал мне Пятибрюхов, сдачу Костик забрал себе.

– Оставь себе десять рублей, тебе хватит на обратный билет и телеграмму. Остальные отдай мне.

Я протянула ему пять «красненьких»:

– Больше не дам. Я еду в чужой город. Мало ли что там может случиться?

– Отдай остальные, – протянул руку Костик. – Вдруг потеряешь?

Тут пробил колокол.

– Нет! Пока, братик, мне пора, – сказала я и, подхватив платье, побежала на дебаркадер.

Если бы я знала, что через несколько часов Костика убьют…

Гневышева заплакала. Курятников обнял ее за плечи:

– Ты ни в чем не виновата.

– И вам не в чем себя винить. Виноват во всем ваш брат. Он продал вас Пятибрюхову! – произнес отец Илларион.

– Но теперь все уже позади, все позади, – твердил Курятников. – Мы скоро поженимся и заживем в любви и согласии.

– А вдруг я беременна от этой сволочи? – подняла на него глаза Капа.

– Мы вырастим его как своего.

– Ты что, беременна? – спросила у нее Сашенька.

– Не знаю. Не помню дату последних истечений. Не следила за ними.

– Я буду молиться, чтобы Господь оградил вас от новых испытаний, – пообещал Капе отец Илларион.

– А как вы познакомились с Капитолиной? – спросила княгиня у Якова Никитича.

– В вагоне. Кажется, уже говорил, что, выйдя в отставку, занялся одинцовским имением. Оно небольшое, и болот на нем чересчур много. Но при обработке прогрессивными орудиями производства оно обязательно будет давать доход. Вот увидите! Приезжайте сюда лет через десять, убедитесь сами. Но орудия сперва надо закупить. Недавно я вычитал в сельскохозяйственном журнале, что помещик Левицкий придумал безотвальный плуг для болотистых почв. Я ему написал, он предложил приехать и посмотреть на сей плуг своими глазами – имение у него под Петербургом, станция Колпино. Вот и поехал. И должен сказать, что этот Левицкий – удивительнейший человек. Хозяйство у него самое что ни на есть образцовое, на полях ни одного сорняка не найдете, даже если захотите. Ну а плуг, тот вообще превзошел самые смелые ожидания. Мы с Константином Николаевичем договорились, что я налажу их производство и сбыт по всему Подмосковью, а ему буду выплачивать десять процентов от прибыли. Эх, жаль, льет дождь, а то бы показал вам, ваше сиятельство, опытный образец.

Княгиню, естественно, сильно раздражала неуместная трескотня Курятникова. Однако опыт подсказывал ей его не перебивать.

– Возвращался я домой 31 мая. Курьерским не поехал, потому что у него слишком короткая в Колпино остановка, а мне ведь купленный плуг надо сдать в багажное отделение. Поэтому взял билет на пассажирский, вагоны второго класса в нем не хуже, чем в курьерском, просто ехать чуть дольше. Там мы с Капитолиной Аристарховной и повстречались.

– Я еще на вокзале подошла к обер-кондуктору, он за доплату переселил меня из третьего класса во второй, – пояснила барышня.

– Наши кресла оказались рядом, Капитолине Аристарховне в дороге нечего было читать. Она попросила у меня книжку…

– Ею оказался «Учебник по садоводству», – вздохнула Капа.

– На станциях мы вместе ходили в буфет, постепенно разговорились, Капа сообщила, что едет в Москву навестить родственников.

– Еще раз прошу прощения, Яков Никитич, за вынужденное вранье.

– Ну что вы, Капочка, я прекрасно все понимаю. Также рассказала про смерть отца, болезнь матери, про брата-гимназиста. Скажу честно, девушка мне сильно приглянулась. Но почему-то сообщить свой московский адрес она отказалась, написала только питерский.

– Я просто не знала, в каких меблированных комнатах остановлюсь.

– На дебаркадере Николаевского вокзала мы простились. Капа предположила, что родственники, которые должны были ее встретить, вероятно, задерживаются и что она будет их ждать. Я, было, предложил составить компанию, но Капа разве что не накричала на меня. Я сдуру решил, что в Москве у нее жених, но она не хочет им меня расстраивать. В растрепанных чувствах я пошел искать моего кучера Лаврентия, который должен был меня встречать.