«Это потому, что ты не знаешь, кого камергер способенпослать в погоню ночной порой, – подумала Ольга. – А если я теберасскажу, все равно не поверишь, решишь, что я от переживания и тягостныхперипетий рассудком тронулась… Вот положение! Знать столько – и молчать, иначерискуешь оказаться в желтом доме…»

– Ты прав, наверное. Оставим это, – сказала онарешительно. – Едем к твоему антикварию?

– Да, я велел Трифону закладывать…

Они спускались по парадной лестнице, когда вдруг к Анатолюбросилась стоявшая дотоле у стены некая дергающаяся фигура. Ольга отступила нашаг, но Анатоль, нимало не смешавшись, обеими руками поднял трость и прижал еюгорло незнакомца, вынудив того отшатнуться к стене.

– Тьфу ты, я подумал было… – досадливо поморщилсяон. – Грек, если будешь откалывать подобные фокусы, дело может кончитьсяплохо. А если бы я тебя, болвана, клинком почествовал под ребра?

Он опустил трость и отступил. Теперь и Ольга узнала субъектапо прозвищу Грек, доставившего ее в подвальный притон. Правда, сейчас онвыглядел вовсе уж жалко: бледный, как смерть, волосы спутаны и перепачканыгрязью, платье в беспорядке, грязное, словно он валялся на мусорной куче…

Грек дико глянул на нее и тут же отвернулся, словно и неузнав.

– Фельдмаршал… – прохрипел он. – На тебя всянадежда… Дай денег, рублей десять, у меня ни копеечки, а нужно бежать изПетербурга…

– Голубчик, – хладнокровнейше произнесАнатоль. – Если я тебе сколько-нибудь и дам, то не больше четвертака наопохмелку – и то исключительно за прошлые услуги. Для тебя и рубль сейчас будетчересчур, вот-вот начнешь чертиков с себя смахивать и от монстров по сточнымканавам прятаться, я же вижу…

– Ничего ты не понимаешь, – сказал Грек, откоторого водкой вроде бы и не пахло. – Фельдмаршал, милый, дорогой, ядолжен из города бежать, а то они до меня доберутся… Ты б знал, что ночьюслучилось у Фомы… царствие ему небесное, хоть и был он законченным негодяем…Мохнатые… клыки в три вершка… Кровью стены захлестаны… Чудом выбрался, если бне матушкин крест, мне б тоже карачун…

Достав двумя пальцами из жилетного кармана серебрянуюмонету, Фельдмаршал сунул ее в ладонь Греку и убедительно сказал:

– Ступай похмелись. Только не увлекайся, а лучше всего,выпив пару стакашков, ложись в постель, авось заспишь, и на сей раз обойдется…

– Говорю тебе…

– Хватит, – решительно поднял ладоньАнатоль. – Кому другому ты и мог бы голову заморочить, но я-то, старина,прекрасно помню, как ты пару месяцев назад в бочке прятался от двух зловещихупырей, а я как раз и был среди тех, кто тебя полотенцами вязал. Да вдобавокучаствовал в складчине для доктора Брюгена, каковой из тебя не в первый разспиртуозного демона изгонял… Пойдемте, друг мой, – обернулся он кОльге. – Молодой человек обойдется и полтиною…

Ольга, задержавшись все же, достала из кошелька золотой и,проходя мимо, сунула в руку Греку. Теперь она окончательно уверилась, что вподвал за ней нагрянула погоня… Грек, похоже, так и не узнавший ее, сграбасталмонету, хрипло пробормотал:

– Храни вас бог, юноша, не дали пропасть душехристианской… Сейчас так пятки смажу, что остановлюсь где-нибудь подНовгородом, не найдут они меня…

Анатоль не заметил ее филантропического поступка. На улицеон предупредительно распахнул перед Ольгой дверцу кареты с бесстрастнымТрифоном на козлах.

Ехали недолго, не более четверти часа. Карета остановилась уворот двухэтажного каменного дома неподалеку от Невского – судя по виду,принадлежавшего, конечно, не вельможе, но уж безусловно и не стесненному в средствахмещанину или средней руки чиновнику. От дома веяло барством, пусть и нетитулованным.

За воротами ожесточенно забрехали псы. Анатоль постучалтростью, приоткрылась калитка, высунулась озабоченная физиономия, заверила, что«сей минут» все будет в порядке, – и исчезла. Судя по крикам и звяканьюцепей, личность сия моментально занялась сторожевыми псами. Вскоре калиткараспахнулась во всю ширь, и личность, оказавшаяся пожилым лакеем достаточноопрятного и трезвого облика, вежливо пригласила заходить, сообщив, что «бариндожидаются».

Пройдя анфиладой комнат, лишь подтвердивших первоначальноемнение о доме как принадлежащем человеку небедному, они оказались в кабинете,где за массивным, причудливо-старомодным резным столом восседал старичок вчерном фраке фасона павловских времен, с Владимиром на шее. Лицо у него былоподвижное, добродушное, лысую голову с младенчески розовой кожей обрамлялскудный венчик белоснежных волос.

– Рад вас видеть, господин Гауф! – воскликнулхозяин с неподдельным энтузиазмом, выскакивая из-за стола и энергичновстряхивая обеими руками руку Фельдмаршала. – Судя по вашему визиту, высогласны исполнить… работенку, хе-хе? А это, простите великодушно…

Фельдмаршал сказал небрежно:

– А это, господин Столбунов, мой юный помощник… и ученикнекоторым образом. Полагаться на него можете, как на меня.

– Приятно слышать, приятно слышать… – старичоквернулся за стол, шумно выдвинул ящик и принялся что-то в немперебирать. – Присаживайтесь, господа, без церемоний!

Фельдмаршал уселся, а Ольга помедлила, глядя вбок. Было начто залюбоваться: всю стену кабинета занимали стеклянные витрины, открытые изакрытые, и наподобие книжных полок, и застекленные ящики на ножках. Там стоялии лежали разнообразнейшие диковины: странные статуэтки, то ли черные изначально,то ли потемневшие от безжалостного к ним времени, коего с момента изготовлениясих предметов пролетело, сразу видно, ох как немало; загадочные предметы, оназначении которых было решительно невозможно догадаться при беглом,поверхностном осмотре; проржавевшие чуть ли не насквозь кинжалы странного вида,явно происходившие из далеких заморских краев; фарфоровая посуда, расписаннаядиковинными узорами, ничуть не похожая на привычную кухонную утварь или чайныепринадлежности; шары и яйца из разноцветного стекла, бесформенные кускиметалла, словно бы испытавшие действие невероятных температур, каменныесосудики и флаконы, еще что-то непонятное, нездешнее, неведомо для чегослужившее…

Ее взор вдруг приковало зеркальце – обыкновенное вроде бы,круглое, размером с чайное блюдце, без ручки, в простой бронзовой оправе, вотличие от многих других предметов, самым тщательным образом очищенное отзеленой окиси и патины. Совсем простое зеркальце – но по краям ободка шел тотже самый узор, что на Ольгином медальоне, так и лежавшем сейчас в домике наВасильевском. Никаких сомнений, тот самый узор – сам по себе достаточнопростой, но в то же время исполненный некоей необъяснимой словамиоригинальности, так что спутать ни с чем нельзя…

Не рассуждая, она протянула руку и подняла из лишенноговерхней крышки ящика зеркальце, оказавшееся довольно тяжелым. Стекло ибронзовый ободок, никаких особенных украшательств… и вдруг ей показалось, что взеркальце, если повернуть его особенным образом, мелькнуло не ее отражение, асловно бы видимый с высоты птичьего полета зелено-кудрявый густой лес, средикоторого темнели красные черепичные крыши нескольких домов…