– Смотрите у меня, я буду наготове…

– Итак, господин ротмистр… – сказал генералдовольно уверенно. – Из ваших слов вытекает: если вы, вернувшись, доложитепо начальству, что ничего предосудительного не отыскали, гнусный навет с менябудет снят?

– Пожалуй, – кивнула Ольга.

– Будем откровенны, как офицер с офицером, –продолжал генерал, уже даже слегка улыбаясь. – Здесь, в ящике, и в самомделе лежит парочка бумаг… о, совершенно невинных, но могущих в сложныхобстоятельствах чьему-то взбудораженному воображению показаться… гораздо болеесерьезными и предосудительными, чем они есть… Время сейчас напряженное, послеизвестного прискорбного недоразумения на маневрах иные учреждения и облеченныевластью люди готовы действовать опрометчиво, не вникая в тонкости… А ведьбумаги эти – совершеннейший пустячок! Иногда пожилые, солидные люди в чинах изваниях увлекаются разными дурацкими… прожектами столь же рьяно, как юныепоручики… Но должно же понимать разницу меж безответственной болтовней юнцов изабавами скучающих генералов…

– Предположим, я начинаю понимать эту разницу, –сказала Ольга. – И что прикажете делать?

– Вы, вернувшись к себе в департамент, доложите, чтоящик мой был совершенно пуст… или что там лежали совершенно безвредныеслужебные документы… вот, например… – он схватил лежавшую перед ним стопуказенных бумаг и подвинул ее на краешек стола. – Вряд ли ваше начальствопошлет кого-то проверять ваши действия… а если и так, то от ненужных бумаг иследа не останется даже раньше, чем вы успеете покинуть дом.

– И где же наш выигрыш во всей этой истории? –спросила Ольга с улыбочкой.

Генерал выразительно уставился на футляр в ее руках. Должнобыть, он все же боялся вслух называть вещи своими именами – история очень ужсерьезная…

– Вы знаете, ваше высокопревосходительство, –сказала Ольга весело. – Я ощущаю, что у меня начинает прорезываться талантк чтению чужих мыслей, словно у того итальянца, как его? Пинетти, Канетти…который демонстрировал это умение в цирковом балагане месяц тому… Господинпоручик, приберите бумаги…

Проследив за ее взглядом, Фельдмаршал взял охапку безобидныхбумаг со стола, тщательно их подровнял в аккуратную стопу и, зажав ее подмышкой, застыл в позе исправного нерассуждающего служаки.

Ольга тем временем взяла со стола красный сафьяновыйпортфель с золотыми застежками и вытисненным в верхнем правом углу гербомСперантьева. И принялась укладывать туда футляры с драгоценностями. Генералнаблюдал за ней со смешанным выражением сожаления и радости. Когда в портфелеисчез последний футляр, он, не сдержавшись, воскликнул протестующе:

– Как, вы намерены взять всё?

– Ну разумеется, – сказала Ольга, и глазом неморгнув. – Жизнь, свобода и незапятнанная репутация этого стоят, не правдали? Речь, не забывайте, идет не о пустяковом прегрешении, а, выражаясь казеннымязыком уголовного уложения, попытке…

– Оставьте, оставьте! – взмахнул рукамиСперантьев. – Действительно… Снявши голову, по волосам не плачут… Нуладно, ну хорошо… Я уверен в вашей деликатности, господа, – сказал он ужедостаточно жестко. – Огласка вам повредит гораздо более, нежели мне…

– Будьте спокойны, – кивнула Ольга. – Еслиобе стороны будут держать в тайне это… прискорбное недоразумение, никто ничегоникогда не узнает! – Она продолжала с ноткой угрозы: – Вот только, вашевысокопревосходительство… Мне бы не хотелось, чтобы после уничтожения бумаг вырешили, что оказались теперь в безопасности и можете все перерешить… Ситуациятакова, что излишнее привлечение внимания к этой истории…

– Я все прекрасно понимаю, – сказал генерал,нахмурясь.

– Вот и отлично, – Ольга вновь бросила руку ккаске. – Честь имею!

Лакей так и стоял на том месте, где они велели емудожидаться. Он встрепенулся, заслышав, как в генеральском кабинете залилсяколокольчик.

– Идите, коли уж вас призывают, – сказала емуОльга. – Вы нас более не интересуете…

Лакей обрадованно кинулся в кабинет.

– Теперь побыстрее уносим ноги, – сказала Ольгасообщнику. – Чего доброго, успеет спалить бумаги и поднимет шум, крича,что его ограбили…

…Она так и сидела в форменных жандармских чикчирах и белойнакрахмаленной рубашке, разве что мундир скинула. Протянула руку, взялахрустальный бокал и отпила шампанского – тихонечко, чтобы не мешать увлеченнотрудившемуся Анатолю. Сообщник, закатав рукава рубашки и прикрепив ремешком кглазу огромное увеличительное стекло в медной оправе (ремешок, охватившийголову, походил на пиратскую повязку на глазу, в коей щеголял персонажкакого-то французского водевиля), работал неспешно и сосредоточенно: ловкоманипулируя крохотными пинцетиками и еще какими-то ювелирными приспособлениями,он аккуратно разгибал лапки оправы, бережно извлекал драгоценные камни иукладывал их рядками на кусок черного бархата – большие к большим, средние ксредним, ну, а мелких там не было вовсе…

– Уф-ф-ф… – вздохнул Анатоль, небрежно отбрасываялишившийся всех камней браслет в кучку золотых вещиц, выглядевших теперь нелепои непритязательно. – Все…

Ольга заботливо придвинула ему полный бокал шампанского,каковой Анатоль осушил, словно стакан воды в жаркий день. Он откинулся наспинку кресла, блаженно потянулся, не сводя глаз с нескольких рядков камнейчистейшей воды:

– Ну что же, изящно проделано… И должен признать, чтоглавная заслуга принадлежит тебе, милая Оленька…

– Как ты меня назвал? – спокойно спросила Ольга.

– Как тебя и следует называть, – усмехнулсяФельдмаршал. – Ольга Ивановна Ярчевская, воспитанница покойного генералаВязинского и, соответственно, крепостная камергера Вязинского… Видишь ли,доискаться было нетрудно. Из твоих скупых рассказов недвусмысленно следовало,что дом, где ты воспитывалась – из лучших. Отлучившись вечерком, я как раз инавел справки, порасспрашивал, не умирал ли в последние дни кто-то знатный и неприключалось ли в связи с этим каких-то… эпатирующих неожиданностей. Мнебуквально сразу же исчерпывающе рассказали…

– Что, это получило огласку? – настороженноспросила Ольга.

– Ого! Об этой истории уже говорит весь Петербург. Ядумаю, господин камергер рассчитывал добиться своих целей в кратчайшие сроки ивовсе не рассчитывал, что тебе удастся бежать…

– Ну, в общем, так и было, – сказала онаосторожно.

– А получилась совершенно ненужная ему огласка, –сказал Анатоль с нескрываемым удовольствием. – Камергер мне никогда ненравился, так что сочувствовать ему не собираюсь…

– И что ты теперь намерен делать? – спросила Ольгавсе так же настороженно.

– Делать… А какая мне разница, Полина ты или Ольга? Этимелочи ни на что не влияют.

Он разделил камни на две кучки, крупные и средние, бережнозавернул каждый в плотную пергаментную бумагу, потом положил кучки в двазамшевых мешочка и один пододвинул Ольге: