Он разразился целым потоком немецких ругательств. Потомперешел опять на английский и грубо заорал:

– Дура! Чертова идиотка! Ты что, не понимаешь, что выдаласебя с головой? Теперь прощайся с жизнью, и ты, и твой драгоценный муж. – Онпозвал: – Анна!

Вошла женщина, которая раньше открыла Таппенс дверь. Хейдоксунул ей револьвер.

– Сторожи ее. Если что – стреляй.

И, топая, выбежал вон.

Таппенс вопросительно посмотрела на Анну. Та стояла сревольвером в руке, устремив на Таппенс бесстрастный взор.

– Неужели вы вправду меня застрелите? – спросила Таппенс.

Анна ровным голосом ответила:

– Напрасно стараетесь меня разжалобить. В прошлую войну вашиубили моего сына, моего Отто. Мне было тогда тридцать восемь лет, а теперьшестьдесят два, но я не забыла.

Ее широкоскулое неподвижное лицо напомнило Таппенс лицонесчастной полячки Ванды Полонской – та же пугающая ненависть и одержимость. Материнствобеспощадно. Такие же чувства наверняка испытывает и в Англии не одна скромнаямиссис Джонс и миссис Смит. С женским полом бесполезно спорить, мать,потерявшую дитя, не убедишь.

В памяти у Таппенс что-то шевельнулось, толкнулось, просясьнаружу, – что-то, о чем она в глубине души все время знала, но никак не моглаоблечь в отчетливую форму. Соломон... какую-то роль тут играл царь Соломон...

Дверь распахнулась. Вернулся капитан-лейтенант Хейдок. Изаорал на нее, вне себя от ярости:

– Где они? Куда ты их запрятала?

Таппенс посмотрела на него с недоумением. О чем это он? Чтоему надо? Она ничего не брала и не прятала.

Хейдок приказал Анне:

– Уходи.

Женщина возвратила ему револьвер и немедленно вышла.

Хейдок упал в кресло, и видно было, что он старается взятьсебя в руки. Наконец он проговорил:

– У вас из этого ничего не выйдет, любезнейшая. Вы в моейвласти, и я умею заставить людей говорить. Располагаю средствами, знаете ли, ине очень приятными. Так или иначе, но в конце концов вы скажете правду. Ну, таккуда же вы их дели?

Таппенс сразу сообразила, что тут, по крайней мере, естьвозможность поторговаться. Только как бы узнать, о чем он спрашивает. Онарискнула задать вопрос:

– А откуда вы знаете, что это у меня?

– Из ваших же слов, несчастная вы дура. При себе у вас ихнет, это мы знаем, вы переоделись во все сестринское.

– Что, если я отправила по почте?

– Не валяйте дурака. Со вчерашнего дня все, что вы доверялипочте, подвергалось нашему контролю. По почте вы их не посылали. Единственное,что вы могли, быть может, сделать, так это сегодня утром перед уходом спрятатьих где-то в «Сан-Суси». Я даю вам ровно три минуты на то, чтобы сказать мне,куда именно вы их спрятали.

Он положил перед собою на столик часы.

– Три минуты, миссис Томас Бересфорд.

Стало слышно, как тикают большие часы на каминной полке.Таппенс сидела неподвижно, с каменным лицом. По нему нельзя было догадаться омыслях, которые проносились у нее в голове.

Только теперь для нее вдруг словно полыхнула молния, и всестало совершенно ясно. Она отчетливо поняла, кто является центром и средоточиемвсей организации.

Она вздрогнула от неожиданности, когда раздался голосХейдока:

– Осталось десять секунд...

Будто во сне, она наблюдала за ним, видела, как поднимаетсяего рука с револьвером, слышала, как он считает:

– Одна, две, три, четыре, пять...

Он дошел до восьми, когда прозвучал выстрел, и он повалилсягрудью на столик. На его крупном румяном лице застыло недоуменное выражение. Онтак внимательно следил за своей жертвой, что не услышал, когда за его спинойтихо приоткрылась дверь.

В одно мгновение Таппенс вскочила с зубоврачебного кресла,растолкала военных, толпившихся в дверях, и ухватила рукав твидового пиджака.

– Мистер Грант.

– Да-да, мой друг, все уже позади, вы молодчина...

Таппенс не стала выслушивать похвалы.

– Скорее! Нельзя терять ни минуты. У вас тут машина?

– Да, – еще не понимая, ответил он.

– Быстрая? Надо немедленно вернуться в «Сан-Суси». Только быне опоздать. Прежде чем сюда позвонят и телефон не ответит.

Через две минуты они уже сидели в автомобиле, пробиравшемсяпо улочкам Ледербэрроу. Наконец выехали на открытое место, и стрелка спидометрапоползла вверх.

Мистер Грант не задавал вопросов. Он сидел спокойно. ЗатоТаппенс в мучительном нетерпении то и дело бросала взгляд на спидометр. Шоферполучил соответствующие указания и гнал машину на полной скорости.

Только один раз Таппенс отвлеклась и спросила:

– Томми?

– В порядке. Освобожден полчаса назад.

Она кивнула.

Вот наконец Лигемптон. Автомобиль пронесся, срезая углы, поулицам и вверх по склону холма, на котором стоял пансион «Сан-Суси».

Таппенс выскочила из машины, мистер Грант за нею, и онипобежали по подъездной аллее. Парадная дверь, как всегда, открыта. В холленикого. Таппенс легко взбежала по лестнице на второй этаж. На ходу заглянула враспахнутую дверь своей комнаты, заметила разгром, выдвинутые ящики,перевернутую постель. Кивнула и заторопилась дальше по коридору.

Она вошла в комнату, где жили мистер и миссис Кейли. Сейчасих тут не было. Мирная комната, слабый лекарственный запах.

Таппенс подбежала к кровати и стянула постель на пол.Пошарила под матрасом. И с торжествующим видом обернулась к мистеру Гранту,протягивая ему потрепанную детскую книжку с картинками.

– Вот вам. Тут все...

– Что тут такое?.. – Они оглянулись: в дверях стояланедоумевающая миссис Спрот.

– А теперь разрешите вам представить миссис Игрек, –произнесла Таппенс. – Да, да. Это миссис Спрот. Мне бы сразу надо былодогадаться.

Забавный финал этой сцены исполнила миссис Кейли,появившаяся на пороге в следующую минуту.

– Ах, боже мой! – проговорила она, увидев разоренную постельсвоего супруга. – Что теперь скажет мистер Кейли?