Все отделения имели отдельный вход со двора и в то же время сообщались между собой внутренними переходами, а снаружи – крытыми галереями.

Корпус, выходящий на Офицерскую улицу, имел длину 42 сажени и стал самым нарядным. Он украсился трехэтажным ризалитом. Наверху вывели фронтон, а над ним поставили крест из пудожского камня, который поддерживали два ангела.

Внутри ризалита устроили двусветный храм Всемилостивого Спаса в духе высокого классицизма. Генеральша Горихвостова подарила новой церкви образ Спасителя в киоте из красного дерева. Поговаривали, что она сделала это по наущению дочери, которой во сне дал такой наказ сам Господь.

По сторонам от храма в корпусе помещались тюремная контора, комната свиданий, квартиры смотрителя, священника и дьячков, а также казарма для семейных надзирателей.

Корпус по Тюремному переулку был самым длинным – 84 сажени. Из них отрезок от Офицерской в 39 саженей выстроили в четыре этажа. И поместили туда женское отделение. Оно строго охранялось, главным образом от арестантов-мужчин. Внизу были устроены службы (включая собственную баню), наверху – больница на 30 коек и квартиры надзирательниц; во втором и третьем этажах сидели арестантки. Все окна были закрыты жалюзи, чтобы мужики не подсматривали.

Остальная часть корпуса до самой Мойки была трехэтажной. Именно в ней содержались татебные и бродяги. А еще квартиры старшего врача, аптекаря, камера прокурорского надзора, школа, цейхгаузы, а наверху – мужской лазарет на 125 коек.

По набережной Мойки шел самый короткий корпус, всего 12 саженей. Его левая, западная, башня была отведена под католическую и лютеранскую церкви. Там же находилась аптека, а в подвале – водокачка. Правая башня на Мойке вместила кухню, внизу располагалась квасная. В двухэтажном прясле между башнями устроили мастерские.

Восточный корпус по Крюкову каналу был длинным, семьдесят саженей, и двухэтажным. В нем помещались все другие отделения, включая благородное. А еще молельные комнаты для арестантов мусульманского и еврейского исповеданий.

Под службы использовались подвалы, флигели во дворе и башни по Офицерской улице. Тюрьма имела свои пекарню, прачечную, баню, духовную библиотеку. В восточной башне, рядом с мостом, устроили единственные въездные ворота. Двор разделили на две части. Малый находился позади церкви. На него выходили окна надзирательской казармы, служебных квартир и женского отделения. В углу между Офицерской и Тюремным переулком для арестанток устроили небольшой садик. Это место стало самым приятным во всем замке. Три десятка деревьев, а между ними даже клумбы с цветами! Садик отделялся от двора высоким каменным забором, а ворота в нем караулили надзиратели.

Малый двор отгораживали от большого вставшие стена к стене одноэтажные флигели. В одном разместили квартиры для привратников. Другой отдали под покойницкую. В третьем находились ледник, сараи и конюшня. Замок имел собственный ассенизационный обоз.

В большом дворе к корпусу по Крюкову каналу сделали два узких длинных пристроя. В официальных документах их называли выступами. В первых этажах выступов помещались мусорная и выгребная ямы, а также уборные. Наверху проживали в одном – фельдшер, а в другом – старший помощник смотрителя. Между выступами завели лужайку, которая очень радовала арестантов. Там устроили для их развлечения голубятню, и многие ходили туда полюбоваться птицами. Сидельцы из крестьян разбили вокруг голубятни небольшой огород и с удовольствием копались в земле. Другие любители разводили кур, которые шли на улучшение больничного рациона.

Первоначально сидельцев различали внутри замка по цвету воротников на куртках. Татебное отделение носило черные воротники, воры и мошенники – желтые, подозреваемые в воровстве – голубые, бродяги – зеленые, и так далее. Со временем разноцветные во́роты отменили. Строгие порядки городской тюрьмы постепенно смягчались. После отмены крепостного права в Петербург хлынули толпы вольных голодранцев. Резко выросла преступность. Семибашенный трещал по швам: его население уже превышало тысячу человек. Отделения перемешались, тюремная стража не могла поддерживать дисциплину. Двери камер перестали запирать даже на ночь. Арестанты свободно ходили с этажа на этаж, подкупленные надзиратели снабжали их запрещенными вещами. Требовалось разделить заключенных по видам преступлений, замок пора было расселять. После вспыхнувшей волны террора на Крюков канал стали доставлять народовольцев. Те еще добавили беспорядка…

Именно этот период Литовского замка описал Всеволод Крестовский в своей знаменитой книге «Петербургские тайны».

Правительство начало строить новые казематы и переводить арестантов из Семибашенного туда. Сперва открыли Дом содержания неисправных должников, потом пересыльную и срочную тюрьмы, и уже в середине семидесятых – ДПЗ. Литовский замок утратил свое назначение, все в нем носило временный характер. Большинство заключенных составляли приговоренные к арестантским ротам. Однако рядом с ними сидели каторжники, ожидавшие обряда гражданской казни, и краткосрочные по приговорам мировых судей, которым не хватило места в работном доме.

Тогда не существовало еще Главного тюремного управления и тюремной стражи как отдельного ведомства. Охраняли Семибашенный обычные городовые из наружной полиции: двенадцать человек на выходных постах и тринадцать – в отделениях. Последние имели унтер-офицерский чин и выполняли роль старших надзирателей. Им подчинялись семьдесят три низших служителя, именуемых приставниками. Усиливали надзор военные караулы: два во дворе и шесть снаружи.

В 1884 году терпение у властей кончилось. Как раз был пересмотрен устав об арестантских ротах, из них решили сделать особые отделения для трудового перевоспитания уголовных. И Литовский замок превратили в образцовый. Он был переименован в Петербургское исправительное отделение и подчинен напрямую Главному тюремному управлению, созданному пятью годами ранее, в 1879-м. За Семибашенный взялся третий в его истории архитектор Реймерс. Он переделал замок под новые задачи. Много места было отдано мастерским: к прежним добавились мебельно-обойная, корзиночная, штамповочная… Еще Реймерс зачем-то расширил Спасскую церковь так, что в храме теперь могла поместиться тысяча верующих. Учитывая, что мест заключения после реконструкции осталось вдвое меньше, это было необъяснимо.

Последний этап Литовский замок переживал по-разному. Сначала реформы всех перемешали, потом отделения создали заново. Женское осталось Первым. Исправительное, где сидели арестанты с малым сроком, стало Вторым. Испытательное для заключенных с большим сроком – Третьим, благородное – Четвертым, коридор преступных малолеток – Пятым, татебное – Шестым. Для юных преступниц учредили Седьмое отделение, одиночный корпус назвали Восьмым. Такая система сохранялась до 1901 года.

Затем произошли некоторые изменения. Для подростков создали собственную колонию за городом, и их перевели туда. В замке остались только девки-распутницы. Освободившееся Пятое отделение отдали под бродяг. Закон от 10 июня 1900 года об отмене ссылки в Сибирь оказал дурную услугу исправительным учреждениям. Их наводнили бродяги, люди развращенные и неисправимые. Власть пыталась с ними бороться. Рассматривался даже проект о поселении их на острове Карага близ Камчатки. Хотели создать своего рода новый Сахалин, только для бродяг, но не решились. В итоге Пятое отделение набили сверх меры, «зеленые ноги» сидели друг у друга на головах. Им поручили все хозяйственные работы, за которые казна не хотела платить. Пусть вкалывают задарма, неповадно будет бегать…