Надзиратель растерялся:

– Эта… как вы говорите, Пашка Адуй?

– Именно. Проводи.

– Сию минуту. Сам с поста уйти не имею права, но вызову подстаршего[94].

Он нажал кнопку звонка, и из сборной показался другой стражник. Подошел и спросил недовольно:

– Чего надо?

– Это арестант Лыков, – ответил входной. – Ищет Пашку Адуя.

– Лыков? – сообразил подстарший. – Тот, про которого его высокородие говорили?

– Тот, видишь же. Что делать будем? Позвать Лясоту?

– Лясота решает с интендантами. Ладно, я провожу…

И обернувшись к сыщику, он подчеркнуто вежливо сказал:

– Следуйте за мной. Арестант Павел Беспрозванов кличут его по формуляру. Позвольте полюбопытствовать, для чего вам Адуй понадобился? А то господин старший надзиратель спросит, я должен буду что-то ответить.

Служивый показался Лыкову человеком нерядовым. Смотрит умно и хочет знать подробности. А что, если попробовать его купить? И сыщик, пройдя десять шагов, остановился и заговорил вполголоса:

– Да он попался мне в бане давеча. Заходил… с шорным шилом в кулаке.

– С шилом? – Надзиратель облизнул губы и оглянулся на дверь сборной. – Это запрещено, за такое наказывают. Вы хотите подать жалобу?

– Нет. Меня зовут Алексей Николаевич, я тут ненадолго, мне нужна помощь. Человек я серьезный и денежный и буду хорошо платить.

– Интересно выражаетесь. Вербуете, значит, на ходу? А в чем та помощь должна выражаться? Я, к слову сказать, Иван Кирьянович Заседателев. Подстарший в Шестом коридоре.

– Очень хорошо, Иван Кирьянович. Тут нам поговорить не дадут. Парень от двери следит, и другие скоро подтянутся. Когда у вас кончается смена?

– Завтра в семь поутру.

– Жду вас в половине восьмого в закутке у духовной библиотеки. Знаете такой?

Заседателев молча раздумывал. О чем? Как подороже продаться Лыкову или как его самого продать? Через секунду он кивнул:

– Буду.

– И помните, о чем говорил начальник тюрьмы. Предлагаю вам со мной сдружиться, окажетесь в прибыли. Степан Степанович Хрулев не даст соврать: я добро помню, а зла не спускаю.

Больше им поговорить не дали: в коридоре появились арестанты. Но Лыков был доволен. Он успел сказать самое главное, и пуганул и посулил. Умному достаточно.

– Вот двадцать шестая камера, – подвел его к двери Заседателев, комкая разговор. – С вами зайти?

– Спасибо, будет не лишним.

Они шагнули внутрь. И Алексей Николаевич удивился. Большое помещение на двадцать человек было заселено негусто. А он полагал, что лишь благородные сидят вольготно… Из коек оказалась застелена от силы половина. Обитатели без стеснения резались в трынку. На столе красовалась пустая бутылка из-под водки и теснились грязные кружки. Почему-то стены камеры были обиты листовым железом. Если это против побегов, то мера сомнительная…

Как и полагалось в руководящей инстанции, жители двадцать шестой на работы не пошли. Как же Пашка проиграл деньги со своей книжки, если вот он сидит с колодой, а не тачает сапоги? Тоже нанял вместо себя другого? Увидев Лыкова, кудлатый отбросил карты и вскочил.

– Здорово, Пашка, – ощерился как можно страшнее гость. – Вот решил поглядеть, как ты тут живешь.

Появление сыщика произвело эффект. Остальные жиганы отложили игру и уставились на вошедшего.

– А тово, эта…

– Что «эта», Паша? Гостей не ждал? Да не дрейфь, я сейчас уйду. Вопрос только хочу задать: почему тебе кличка Адуй? Ты с Ветлуги, что ли?

Адуями звали жителей Спиридоно-Адуевской волости Ветлужского уезда, которые занимались сгоном плотов. И вообще любых тамошних бурлаков. Алексей Николаевич как костромской лесопромышленник имел с ними дело.

– Эта…

– Что ты заладил, как попка, одно и то же. Ну, с каких мест, не таись!

Остальные семь или восемь сокамерников тихонько расползлись по углам, оставив косоглазого один на один с сыщиком. Тот заметил, что заодно они перекрыли выход и рожи у парней совсем недобрые. А еще черноволосый смуглый мужик тихо сказал надзирателю:

– Ты зачем его привел? Ну-ка выйди.

И тот, замешкавшись, выскользнул в коридор. Сразу же, словно по команде, за спину сыщику зашли двое. Тот не стал дожидаться тычка, а прижался спиной к стене.

– Чего это вы такие негостеприимные? Я всего-то хотел с вами в картишки перекинуться.

Все, кроме Адуя, обступили Лыкова. Казалось, они вот-вот набросятся на него. Убить, конечно, не убьют, но морду начистят… Это не входило в планы Алексея Николаевича. Он уже собирался идти на прорыв, но тут из коридора зашел знакомый ему гигант по кличке Долбни Башка. Сыщик даже обрадовался.

– Васек, – воскликнул он, – и ты здесь? Дай-кось поручкаемся.

И растолкав близстоящих, сделал шаг вперед. Однако бандит сразу отскочил в сторону, как будто увидел гадюку…

– Нет-нет, ваше высокородие, я с вами ручкаться не буду! А то без пальцев останусь.

Момент был благоприятным, чтобы выскочить из камеры. Жиганы расступились, а из двери выглядывал подстарший. Но Алексей Николаевич не успел воспользоваться случаем. Заседателева опять отодвинули, и на пороге возник новый персонаж. Он был ростом ненамного ниже Васи, но в плечах и груди даже корпуснее. Что называется, поперек себя шире. Крепыш оглядел собрание и пробасил:

– Ха! Что за шум, а драки нет?

Лыков по приметам понял, что это «иван» Тимофей Елуферьев по кличке Господи-Помилуй. Тот самый, кто правит Литовским замком.

– Подраться я не прочь, Тимофей не-помню-отчества, – сказал он.

– Тимофей Климович меня зовут, – с достоинством ответил «иван». – А ты Лыков, верно?

– Угу. Со знакомством.

Бандит оглянулся, увидел подстаршего и скомандовал ему:

– Брысь отсюда!

Заседателев мгновенно исчез. А вместо него появился человек, которого сыщик сразу узнал. Вот это было неожиданно и совсем некстати… «Лишь бы он меня не вспомнил», – растерянно подумал Алексей Николаевич. Теперь для него очень важно стало выйти из двадцать шестой камеры живым. Разведка не задалась. До такой степени, что впору было спасаться бегством. Однако выход перекрыт, как поступить? «Не замечать поляка, – тут же сообразил разведчик. – Я его знать не знаю, так, один из толпы». И пора уже что-то предпринять…

– Я предложил Васе померяться на руках, да он не хочет, – как можно более спокойно пояснил Лыков, отводя взгляд от человека, стоящего за спиной «ивана». – Могу с тобой сыграть. Мне все равно, кого давить.