— Мама…

— Есть у Вас какие-то документы? — уже более спокойно.

Лицо полыхает. Нащупываю в кармане чужой паспорт. Протягиваю.

— Марина Юрьевна? — дёргает бровью лейтенант Антонов, с недоумением переглядываясь со вторым.

— "Агния", — одними губами подсказывает второй

Листает паспорт на страничку с детьми.

— Как тебя зовут? — спрашивает Булочку.

— Алина.

— Арина, — прокашливаюсь я. — Не выговаривает.

— Пусть сама отвечает! А папу как?

— Богдан Максимович…

— Слышь, как Питбуля нашего, — негромко шепчет второй Антонову.

— Ладно… — салютует мне Антонов. — Хорошего дня.

И мне кажется уже что пронесло! Но…

— Агния, — подходит возмущённая Алла Борисовна, — что происходит?! Что Вам нужно от девочки?

Боги! Зажмуриваюсь. Плутон в Сатурне, не иначе! Мне хочется нарычать на нее, как обычно это делает Богдан.

Учтивые улыбки стекают с лиц полицейских.

— Пройдемте, — вцепляется в меня Антонов. — Вы знаете, что использование чужих документов — это нарушение закона?

— Знаю…

**************************************************

И вот я снова здесь. В том же участке. Без минуты как в том же обезьяннике. Но в этот раз, увы, Питбуль с Булочкой не придут.

Меня снова усаживают на неудобный стул и начинают задавать вопросы, но пишут не то, что я отвечаю, а что-то своё.

— Откуда у вас чужой паспорт?

Горько вздохнув, смотрю в окно. Оно выходит на крыльцо. Там несколько полицейских. Среди них один знакомый! Полуопер! Подскакиваю со стула. Рывком открываю окно.

Лейтенант Антонов скептически дёргает бровью.

— Барышня желает прыгать?

— Барышня желает кричать! — гневно прищуриваюсь я.

Как же его зовут?! Аа…

— Геннадий! — срывается неуверенно мой голос.

Полуопер поднимает на меня взгляд. Но тут же за шкирку, совершенно не церемонясь, меня оттягивают от окна, силой усаживая обратно на стул.

На моём запястье щёлкает наручник. И… как в худших фильмах девяностых, я оказываюсь пристегнута к очень старой обшарпанной трубе. Даже немного тёплой. Смещаю наручник на пластиковый кусок трубы прикрученный к стальной двумя хомутами. Кладу на неё ладонь, отогревая замёрзшие пальцы.

— Сиди смирно.

Обидевшись, отворачиваюсь снова к окну. Палец на автомате ощупывает хомутик на трубе.

— Откуда паспорт чужой, я спросил?

— Нашла…

— Где?

— В палате у старшего оперуполномоченного Касьянова Богдана Максимовича.

Может, не сам Богдан мне поможет, так хоть его имя.

Антонов поднимает на меня озадаченный взгляд.

— Вот проныра! — фыркает сержант, не отрывая глаз от протокола, — подслушала и быстро сообразила. Прожженные девицы…

— Как к тебе попал чужой ребёнок?

— Я его няня.

— Заливаете, барышня!

— Это вы там что-то в себя заливаете, — кошусь на его кружку.

Опускаю взгляд вниз, прямо мне под ноги из-под батареи высовывает нос настоящая живая МЫШЬ!

С воплем ужаса дергаюсь, по инерции зажав трубу от батареи крепче. Отлетаю подальше, забыв, что пристегнута. Руку сначала дёргает! А потом пластиковый фрагмент внезапно отрывается и оказывается у меня в руке. Грязная вода из батареи фонтаном бьёт в Антонова, заливая все на столе жижей. Давление тут же спадает, вода начинает заливать пол.

— Ой… — хрипло бормочу я, пряча руку с трубой за спину.

Вода течёт мне прямо под ноги, вынося из-под батареи контуженную от моего визга мышь. Ловко забираюсь с ногами на стул. Лицо горит, сердце колотится.

Ну, а чего они? Не видят куда приковывают? Ещё и мышей, развели…

Антонов переводит на меня шокированный осатанелый взгляд.

— Синичкина… — шипит он, утирая ладонью лицо. — В эти её!..

Машет нервно рукой.

— Казематы… Тьфу ты! Карцер!

— Обезьянник? — подсказывает растерянный сержант.

— К алкашам её прямо!

— Только попробуйте! — выставляю от испуга вперёд трубу как биту.

— Здорово, мужики!

Геннадий маленький, невзрачненький, плюгавенький, но как же, черт возьми, я ему рада! Он прекрасней для меня всех мужчин на свете! Такой восторг у меня, сейчас бы не вызвал и… Да никто бы не вызвал! Нимб ему бы пошел… Смотрю на него испуганно и с надеждой.

— Помогите… — шепчу одними губами.

— Развели болото, — перешагивает он лужу. — Вы чего, страх потеряли?

Смотрит на наручник на моей руке.

— Вам же Питбуль головы ваши неумные откусит за девочку.

Антонов продолжает утираться салфетками, сержант перекрывает воду. Переглядываются.

— Реально что ли нянька Касьянова? — недоверчиво смотрят на меня.

— Реально! — выпрямляю я спину, чуть осмелев. — Я же вам говорила.

— Короче, я её забираю, — резюмирует Геннадий.

— Мдэ… — уныло и с досадой смотрит на меня Антонов. — Спишь ты с ним что ли, не пойму? Чего тебя его жена то травит?

О, Господи! Зажмуриваюсь.

Касьянов, ау! Ты обещал, что всё будет без этого вот.

— Ты, Антонов, в чужую жизнь нос не суй, откусят же, говорю. Снимай наручники с неё.

Геннадий поднимает со стола мокрый протокол, сминает его, швыряет в ведро для бумаг.

— Ладно, давай, Крольков, — пожимает ему руку Антонов. — Касьянову — здоровья. И пусть с бабами своими разберется. А то столько ущерба от них…

Качает головой глядя на мокрый пол. Бросает на меня еще один скептический взгляд.

— Ну что замерла, Синичкина? Хоть стих прочитай, что ли… Зря что ли на табуретку залезла?

Сержант смеется.

— Очень смешно! — закатываю я глаза.

Геннадий подает мне руку. Я аккуратно спускаюсь.

— Трубу верни, Халк.

Протягиваю обрубок.

— Извините.

— Так. Стоп! А что мне с паспортом то Касьяновой делать?

Меня неприятно передергивает от того, что Марина до сих пор Касьянова. И может быть даже, ей и останется. Я опять сникаю.

— Паспорт Марине Юрьевне вернуть. Скажешь — бдительная гражданка нашла и в полицию принесла.

И вот, казалось бы, свобода так близко. И я даже успеваю выдохнуть, и схватиться за надежный локоть Геннадия. Но ровно на выходе, мы сталкиваемся с Лобовым! В сопровождении еще двух человек.