на одной стороне и русской надписью – на другой, перечислявшей имена тех святых, частицы мощей которых были вложены внутрь этого креста: 40 мучеников севастийских, Афанасия, Евдокии, Елевферия, Феодосии-девицы, новых мучеников литовских, а также частица «животворящего креста». Характер изображения распятия и палеография надписи были отнесены специалистами ко второй половине XIV – началу XV в. Эта неожиданная находка стала в буквальном смысле сенсацией. Исследователи начала XX в., только что развенчавшие подложную монастырскую «святыню», оказавшуюся работой русского мастера XVII столетия, вынуждены были признать, что вложенный в нее маленький крест был именно тем крестом, который прислал Сергию Радонежскому патриарх Филофей.[531] Следовательно, последний действительно направил троицкому игумену грамоту, а вместе с ней крест и предметы монашеского одеяния.

К сожалению, и «Житие» Сергия, и русские летописи молчат по поводу точной даты получения патриаршего послания в Радонеже, и поэтому среди историков на протяжении нескольких десятилетий развернулась ожесточенная полемика, продолжающаяся и поныне, относительно датировки этих событий.

Исследователь, определяя дату патриаршего посольства в Радонеж, может опираться только на косвенные указания. Главное из них то, что грамота преподобному была написана константинопольским патриархом Филофеем, в бытность его на патриаршем престоле.

Известно, что патриарх Филофей занимал свой пост дважды: с ноября 1353 г. по 22 ноября 1354 г. и с 8 октября 1364 г. по сентябрь 1376 г.[532] Очевидно, в один из этих периодов и была направлена из Константинополя в далекий Радонеж патриаршая грамота.

В литературе с очень давнего времени закрепилось мнение, что патриарх Филофей направил послание Сергию Радонежскому в свое первое патриаршество, точнее, в 1354 г. Придерживающиеся этой точки зрения обычно считают, что митрополит Алексей и Сергий Радонежский явились инициаторами проведения монастырской реформы на Руси, в ходе которой русские монастыри были преобразованы из особножительных в общежительные. Тем самым в наших обителях был восстановлен истинный монашеский образ жизни – общинножитие. Понятно, что, задумав эту реформу, митрополит Алексей предполагал, что встретит серьезное сопротивление со стороны части монашествующих, и заранее вынужден был заручиться поддержкой сторонников. Поэтому, по мысли Е. Е. Голубинского, митрополит Алексей, поставленный 30 июня 1354 г. патриархом Филофеем во главе Русской церкви, перед своим возвращением на Русь попросил у последнего грамоту на имя троицкого игумена. Она была нужна для того, делает вывод исследователь, «чтобы при помощи ее могли они (митрополит Алексей и Сергий Радонежский. – Авт.) придать своему начинанию бо́льшую твердость… Алексий и Сергий решились прибегнуть к авторитету патриарха, который бы своим голосом верховного пастыря Русской церкви подтвердил и одобрил их благое предприятие». «Необходимо думать, – заключает ученый, – что посланцы патриарха, принесшие Сергию его грамоту, были те посланные, которые сопровождали святого Алексия в Россию, после того как он был поставлен патриархом в митрополиты».[533]

Однако позднее эта точка зрения подверглась серьезной критике. Главный аргумент против нее был выдвинут О. А. Белобровой, проанализировавшей надписи на кресте патриарха Филофея, точнее, имена тех святых, частицы мощей которых были вложены в него. Почитание Евдокии, Елевферия и Феодосии-девицы в Константинополе фиксируется русскими паломниками в Царьград уже в середине XIV в. – в частности, Стефаном Новгородцем (около 1350 г.).[534] Поэтому главным датирующим признаком становится упоминание «новых мучеников литовских», чья мученическая смерть имела место в Вильно в 1347 г.[535] Позднее они были официально канонизированы в Константинополе при патриархе Филофее в 1374 г. (Русской церковью они были причислены к лику святых лишь на соборе 1549 г.) Стало быть, крест не мог быть изготовлен ранее 1374 г., а значит, и грамота посылалась Сергию не ранее этого времени.[536]

Тем не менее некоторые исследователи по-прежнему полагали и полагают, что наперсный крест был прислан Сергию патриархом Филофеем вместе с возвращавшимся на родину митрополитом Алексеем, только что утвержденным на Русской митрополии, то есть в 1354 г. По мнению Н. С. Борисова, «появление на Маковце патриарших послов с грамотой было подготовлено самим митрополитом Алексеем. Во время своего пребывания в Константинополе в 1353–1354 гг. он убедил патриарха Филофея написать послание маковецкому игумену… и отправить его с кем-нибудь из своих людей на Русь… Филофей охотно откликнулся на такого рода просьбу. Он поручил своим клирикам, сопровождавшим нового митрополита на Русь, повидать игумена Сергия и лично вручить ему послание».[537]

В подтверждение этого исследователь считает необходимым «внимательнее присмотреться» к надписи на кресте, состоящей из 14 строк, написанных полууставом: «ЖИВОТ// ВОРЯЩОЕ Д// РЕВО// МУНК// ЪМ// АФОНАСЪЕВЪ С// ДРЕВНЕГО ЕДОКИ// ЕЛЪФ// ЕРЬЯ// ФЕДОСЪ// И ДВЦИ// НОВЪХЪ МУН// КЪ ЛИТОВЬС// КЪХЪ», то есть «Животворящее древо мученикамъ Афонасъевъ с древнего, Евдокии, Ельферья, Федосьи-девицы, новых мучеников литовскихъ».[538] По мнению Н. С. Борисова, подбор сокрытых в кресте святых мощей «определенно указывает как на заказчика креста (митрополит Алексей), так и на время его изготовления (лето 1354 г.)». Известно, что Алексей был поставлен на кафедру патриархом Филофеем 30 июня 1354 г. Вскоре он отбыл на Русь. Корабль, на котором плыл святитель, попал в сильный шторм на Черном море и достиг берега только 16 августа 1354 г. Таким образом, очевидно, что Алексей отбыл из Константинополя в первой декаде августа 1354 г. Далее историк указывает, что именно на этот период (с 1 по 14 августа) в Константинополе приходился обычай выноса части Животворящего Креста из домовой императорской церкви в храм Св. Софии. Имя Афанасия Афонского связано со святой горой Афон, с которой неразрывно переплелась жизнь патриарха Филофея. Мощи святого Елевферия указывают на мирское имя митрополита Алексея. Память святой Евдокии праздновалась в один день с Елевферием (4 августа) и, таким образом, попадала в круг наиболее почитаемых митрополитом Алексеем святых. «Не в этот ли день (понедельник, 4 августа 1354 г.) святитель назначил свой отъезд из Константинополя на Русь?» – задает вопрос историк. Что же касается мощей «новых мучеников литовских», канонизированных лишь в 1374 г., то, по предположению исследователя, «они могли быть вложены в реликварий уже на Руси, в Киеве, где митрополит некоторое время находился на обратном пути из Константинополя. Местное почитание «литовских мучеников» началось гораздо ранее их официального признания Константинополем».[539] Поскольку Алексей возвратился в Москву лишь осенью 1354 г., именно к этому времени Н. С. Борисов относит и получение патриаршей грамоты Сергием.

Но, выстраивая столь сложную конструкцию, исследователь не учел обстоятельства, которое полностью ее разрушает и на которое не преминул обратить внимание В. А. Кучкин: «Ни Филофей, ни Алексей не могли знать, что Сергий стал игуменом основанного им монастыря. Это произошло как раз в отсутствие Алексея, когда местоблюстителем митрополичьего стола всея Руси был пребывавший в Переславле-Залесском волынский епископ Афанасий, который и рукоположил Сергия в игумены.