Мазур кивнул с непроницаемым видом, подыгрывая на ходу.

На сей раз молчание длилось дольше. Гость не притворялся —он и в самом деле отдался нешуточному раздумью.

— В этом есть свой резон… — произнес он наконец. —Изложено достаточно логично и убедительно, а главное, вы держитесь на позицияхстопроцентно деловых людей… Я должен посоветоваться с компаньонами, МихаилИванович. Это займет некоторое время. Придется звонить в Москву, обговаривать…

— Я понимаю, — сказал Кацуба. — Вы только не особеннозатягивайте, завтра у нас второй выход в море, и вообще от нас требуют провестиисследования в сжатые сроки…

— Я постараюсь все уладить как можно быстрее, — кивнулИлья Михайлович. — Здесь есть два аспекта… Во-первых, считаю своим долгом васпредупредить, что в столице ваши условия могут и не принять…

— Рискнем, — заявил Кацуба.

— Я не говорю, что ваши предложения отвергнут с порога,но с такой возможностью следует считаться… Во-вторых. Михаил Иванович, ВладимирСтепанович, хочу вас предупредить сразу: если мы заключим сделку по вашим условиям,пожалуйста, не думайте, будто вам удастся и в п о с л е д с т в и ирассчитывать на вознаграждение…

— Помилуйте, мы не шантажисты, — сказал Кацуба. —Просто весьма циничные ребята, обуреваемые желанием сорвать куш…

— Хочу верить… — Он поднялся, бесшумно защелкнул крышкукейса. — Значит, при здешней разнице во времени… В столице еще светлый день…Михаил Иванович, зайдите ко мне утречком. Перед тем, как соберетесь в порт.Четыреста пятнадцатый номер. Возможно, к этому времени все уже будет решено. Честьимею…

Когда они остались вдвоем, Мазур не произнес ни слова —представления не имел, какую реплику следует подать, находясь под прицеломмикрофонов. Кацуба хлопнул его по плечу:

— Володя, пойдем-ка в кабак, обмыть радужныеперспективы…

Как Мазур и ожидал, майор повел его не в кабак, а к ихоблюбованному местечку у окна, где, надо полагать, никто еще не додумалсяустановить микрофоны.

— Ну, и как тебе визитер?

— Черт его знает, — сказал Мазур. — Денежки, по-моему,у него настоящие…

— Вот и мне так сдается… Интересное кино. Еще одинохотник за стульями объявился, тебе не кажется?

— А если это и есть загадочный противник?

— Не думаю, — сказал Кацуба. — Сам не знаю почему, ноинтуиция подсказывает, что на сцене появилась совершенно новая маска. Понимаешьли, он не вяжется с уже имевшими место чисто силовыми акциями — сожгли музей,напали на тебя утречком… Что же, сообразив, что мы твердые ребята, прониклисьуважением и решили принести деньги в клювике? Не верится…

— Тут я тебе, извини, не советчик, — сказал Мазур. —Во-первых, не моя епархия, во-вторых, нет у меня в с е й информации…

— Да я понимаю. Просто мне, Вова, тоже иногда необходимсвой доктор Ватсон — чтобы не рассуждать самому с собой, в уме… Тебя такаяаналогия не обижает?

— А, чего там, — сказал Мазур покладисто. — Пусть будетВатсон… Ты ведь его подставил, а?

— Ну конечно, — с беззаботной улыбкой сказал Кацуба. —Если он и есть «враг номер один», хозяин микрофонов — с ним ничего не случится,а мы завтра утром узнаем, на чем порешили в столице. И наконец-то получимконкретную персону для разработки. А если этот хлыщ не имеет отношения кавторам силовых акций — возможны интересные неожиданности. Владельцы микрофоново нас заботятся — на свой извращенный манер, правда, но все равно… Нашеготаинственного Дмитрия и его милицейского друга хлопнули поразительно быстро.Вот и посмотрим…

— А если он завтра притащит пятьдесят тысяч?

— Вот тут уже открывается простор для комбинаций, —подумав, сообщил Кацуба. — Продумать все нужно идеально. Проще всего будетвзять денежки — а потом взять заказчика за хобот в тот миг, когда он этакогохамства никак не ожидает… И потом, мы еще не знаем, что у Светки творится, дочего Роберт наш доискался… Пошли-ка, вытащу Роберта в кабак и побеседуем онаших новостях. Он уже должен вернуться.

Они спустились этажом ниже. Кацуба энергично постучал, потомповернул ручку. Дверь открылась легко.

Кацуба вдруг обернулся, поднес палец к губам. Мазур тут жевспомнил, в чем тут неладное: еще в машине, когда въезжали в Тиксон, Кацубанастрого наказал — оставаясь в номере, запирать дверь на ключ, а ключ оставлятьв замке, во избежание разных сюрпризов…

Он заглянул в комнату через плечо майора. Ощутил сосущуюопустошенность — н а ч а л о с ь…

Кацуба, сделав два упругих, бесшумных шага, оказался рядом сШишкодремовым, застывшим в нелепой позе, — полулежит, верхней половиной телаприпав к дивану, словно почувствовал себя плохо, успел дотащиться, а вотприлечь не хватило сил… Нагнулся, не делая ни одного лишнего движения,перемещаясь с быстрой грацией хищника, прижал два пальца к шее Шишкодремовапониже уха. Застыл на несколько секунд, глядя в пространство пустым, холоднымвзглядом, с напряженным лицом, прямо-таки жутковато контрастировавшим среденькой интеллигентской бородкой. Теперь Мазур знал, с каким лицом майорубивает и как тогда выглядит…

Кацуба выпрямился, повелительно махнул Мазуру, и тот кинулсяв коридор, на пару шагов опередив майора. Тщательно прикрыв за собой дверь,Кацуба отшатнулся от нее, замер в ожидании.

В высоченном прохладном коридоре стояла сыроватая тишина, сулицы не доносилось ни звука, и Мазур посреди этой сумрачной тишиныпочувствовал себя персонажем ночного кошмара, приснившегося кому-то другому. Вголове назойливо крутилась фраза из какого-то фильма: «Мы все погибли здесь,выполняя приказ, мы все погибли здесь…»

— Все, — тихо сказал Кацуба. Лицо у него было мертвое.— Никого. Значит, н а м ловушку не готовили, и на том спасибо…

— Пистолет? — шепотом спросил Мазур.

— Нож, определенно. Под левую лопатку. Дельный удар,точный. Не лопух бил… Пошли. В милицию позвонить надо…

Ресторан был под стать гостинице — исполинских размеров,занимал все левое крыло нижнего этажа. Хватало и толстенных колонн, и лепнины,и зеркал, а вот клиентуры не хватало, хоть ты плачь. Когда они пришли сюдавпервые, сразу определили, с первого взгляда, каким именно манеромадминистрация ввела свои новшества, протягивая ножки по одежке. Добрых тричетверти великанского зала было погружено в полумрак, и столики там выгляделитак, словно за них никто и не садился с момента торжественного открытия. Таконо наверняка и было. Чтобы попасть на ярко освещенную четвертушечку,приходилось пройти немалое расстояние в полутьме, слегка оживляемой негромкойвечерней жизнью, — у колонн вольготно обнимались парочки, в самом темном углукому-то начищали морду лица, делая это хватко и почти бесшумно, без стандартныхпьяных воплей, а значит, люди были по здешним меркам серьезные.