– Эге, батенька… – махнула рукой старуха, –кто нынче документам верит? Они вам какой хотите документ смастерят не хужебылых гуслицких тружеников… Садитесь уж. Вы к нам какими судьбами? Никакихтаких раритетов в нашем захолустье быть не может, это я и сама прекрасно знаю.Хлам, голубчик, по большому счету хлам-с… и тем не менее, по здешним меркамлучше иметь подобный очаг культуры, чем никакого…

– Совершенно с вами согласен, МаргаритаПетровна, – сказал Смолин, усаживаясь на шатком стуле. – Конечно,какие уж раритеты… Я по другому поводу приехал. Вы не могли не знать НиканораОлеговича Лобанского…

– Ну как же, как же. Можно сказать, приятельствовали…хотя я на него порой была зла.

– Это за что же?

– За всю жизнь ни единого предмета не передал вмузей, – удрученно поведала старуха. – Интеллигентнейший человек,кладезь краеведческих знаний, эрудит, умница… Интересных вещичек у него имелосьмножество. Вот только, едва я начинала намекать, в нем моментально просыпалсяхомячий инстинкт коллекционера: мол, ни единой мелочи при жизни… хочу постоянноиметь перед глазами… когда умру, все ваше будет… – она чиркнула спичкой,раскурила очередную дешевую сигаретку. – А когда покинул этот мирсовершенно внезапно, оказалось, что завещания так и не сделал, и все отошлоэтому пропойце Витеньке, который с меня, идиотски ухмыляясь, немыслимые длямузея деньги требовал… Вы не подумайте, что я из-за вещей сокрушаюсь, мне впервую очередь жаль Никанора Олеговича, незаурядный был человек…

– Вот об этом я и хотел переговорить… – решительноперехватил Смолин инициативу. – Вы знаете, что он незадолго до смертизакончил очередную книгу?

– Ну разумеется! Он два месяца работал в нашемархиве, – она показала куда-то на стену. – Архив у нас, должна вамсказать, не такой уж и значительный, но тем не менее… Целых две комнатызанимает. Бумаги городской управы, три единицы хранения – документы корнеевскоготоргового дома… Первые годы Советской власти – ну, понятно, ничего серьезного,однако попадаются преинтересные свидетельства эпохи… Собственно, по буквезакона я могла Никанора Олеговича в наше хранилище и не допустить, он все же неотносился к действующим научным работникам… Но нравы у нас патриархальные, аон, что ни говори, знатный наш краевед… Как тут не порадеть?

– А о чем была книга, вы не в курсе?

– Представьте себе, нет… – не без явного унынияразвела она руками. – На сей раз милейший Никанор Олегович, вопреки своемуобыкновению, работу держал в строжайшей тайне, даже намеками не проговаривалсяи ключиков не давал. Я на него не в претензии – старость не радость, голубчик,все мы в этом возрасте начинаем чудить. Держался он в высшей степени таинственно…а без наших материалов, такое впечатление, не мог обойтись, да-с! Но впрочем,что уж покойнику косточки перемывать, не по-христиански как-то, вообще непо-человечески..

– Де мортуис аут бене, аут нихиль,[1] –с видом печальным и понимающим кивнул Смолин. – Вы не представляете хотябы приблизительно, Маргарита Петровна, где сейчас может находиться рукопись?Книгу он, по достоверным данным, закончил…

– То есть как это – где? У него дома, конечно.Попробуйте поговорить с Виктором… Никанорычем. Я с ним общего языка найтирешительно не в состоянии, но вы мужчина, вам проще. Возьмите пару бутылокчего-нибудь горячительного, сядьте рядком, поговорите ладком… Каюсь, я бы давнои сама этот надежнейший метод использовала, но, вы знаете, совершенно неприспособлена к спиртному, даже от глоточка начинает невероятно крутитьорганизм… – она энергично раздавила окурок в пепельнице. – При том,что с табачным зельем – многолетнее мирное и душевное сожительство…

– Признаюсь, Маргарита Петровна, я этот методиспробовал, – сказал Смолин. – И настолько вошел в доверие, что былдопущен к осмотру и изучению всего, так сказать, творческого наследия. Норукописи нет. Как растаяла… Жаль чертовски. В Шантарске, в управлении… –он сделал многозначительный жест, – завелись лишние деньги на культуру,они всерьез намеревались включить эту книгу в издательский план…

– Чертовщина какая-то, – сказала старуха. – Авы хорошо смотрели, голубчик?

– Хорошо, – кивнул Смолин. – Каждую бумажкуизучил, уж ни за что не пропустил бы объемистой рукописи…

– Ну, тогда я и не знаю… Будь это что-нибудь другое,материальное, стоившее денег, я бы моментально подумала в адрес Виктора…Никанорыча нечто нелестное… Но я, откровенно говоря, не могу и представить,чтобы кто-то у нас платил деньги, ища рукопись книги по краеведению… Будь этонекие ценные безделушки, каких должно быть немало…

– Вы совершенно правы, – сказал Смолин совздохом. – Я вообще не могу представить человека, покупающего рукописьподобной книги у наследничка-пропойцы…

– Вот видите. Ищите лучше.

– В квартире ее нет, ручаюсь… Были у него какие-нибудьблизкие знакомые, друзья?

– Эх, молодой человек… – покачала головойстаруха, – в нашем возрасте старые добрые знакомые и друзья в подавляющебольшинстве уже там … – она ткнула указательным пальцем в потолок. –Из старых знакомых у него, кроме меня, почитай что, и не осталось никого.Одиночество, увы, особенно в дыре вроде нашей…

– Значит, вы так-таки ничего и не слышали? Дажепредположений строить не беретесь?

– Решительно никаких, – твердо отрезаластаруха. – Что-то вы сильно огорчились, голубчик…

Разговор принимал опасное направление, и Смолин поторопилсяувести его в сторону:

– Ну как же… Я человек добросовестный, есть такойпунктик, Коли уж сюда я ехал исключительно за рукописью, без нее как-то ивозвращаться стыдно. Репутация, знаете ли… Получается, ездил зря, зря казенныеденьги тратил…

– Экая у вас в голосе неподдельная грусть… –сочувственно сказала Маргарита Петровна. – Может, все и образуется?Поговорите с людьми… не знаю, правда, с какими и с которыми, но не могла жерукопись в воздухе раствориться? Если бы в квартиру забрались мазурики, то уж,конечно, не бумагу уволокли бы… Не залезали, кстати?

– Да нет, – сказал Смолин. – Все вроде быцело.

Старуха задумчиво продолжала:

– Да и те сомнительные скороспелые знакомые, коихВиктор косяками водил в квартиру, в первую голову прихватили бы отнюдь нерукопись… А знаете что? У меня в голове что-то такое вертится, право слово…Погодите, попробую сосредоточиться…

Она уперлась локтями в столешницу, запустила пальцы в седуюшевелюру и уставилась куда-то сквозь Смолина отрешенным взглядом,безостановочно пыхая сигареткой. Смолин терпеливо ждал, вздыхая про себя отразочарования, – он-то поначалу полагал, что рукопись может отыскаться вмузее, мало ли как могло обернуться…

– Ага! – воскликнула старуха, так резковскидываясь, что Смолин вздрогнул. – Точных сведений не обещаю, но естьдля вас, голубчик, следочек… Дня за три до… печальной кончины говорил мнемельком Никанор Олегович, что отыскал наконец-то, простите за выражение,спонсора (это слово она произнесла с явным отвращением). Вроде бы означенныйгосподин твердо был намерен издание профинансировать…